Ветхозаветное повествование о Содоме и Гоморре, содержащееся в книге Бытия (независимо от того, смотрим ли мы на него как описание исторических событий, как вымысел или как нечто среднее), часто рассматривалось (и рассматривается до сих пор) как пример осуждения гомосексуализма; термин «содомия» или «содомский грех» часто используют для обозначения гомосексуализма.
Бесспорно, Ветхий Завет содержит осуждение гомосексуализма и предписание смертной казни за него — «Не ложись с мужчиною, как с женщиною: это мерзость» (Лев. 18:22) и «Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти, кровь их на них» (Лев. 20:13). Но посвящена ли осуждению гомосексуализма история Содома и Гоморры? Или же она посвящена чему-то гораздо более важному для общества, чем те или иные особенности сексуальной жизни — нечто, актуальное и для той эпохи, и для наших времён?
Напомню фабулу истории гибели Содома. О его жителях сказано, что они «были злы и весьма грешны пред Господом» (Быт. 13:13), «вопль Содомский и Гоморрский, велик он, и грех их, тяжёл он весьма» (Быт. 18:20). Но в чём же состоял их грех? Гибели Содома предшествует визит трёх ангелов в гости к Аврааму, которых Авраам принимает как радушный хозяин: «Он возвёл очи свои и взглянул, и вот, три мужа стоят против него. Увидев, он побежал навстречу им от входа в шатёр [свой] и поклонился до земли, и сказал: Владыка! если я обрёл благоволение пред очами Твоими, не пройди мимо раба Твоего; и принесут немного воды, и омоют ноги ваши; и отдохните под сим деревом, а я принесу хлеба, и вы подкрепите сердца ваши; потом пойдите [в путь свой]; так как вы идёте мимо раба вашего. Они сказали: сделай так, как говоришь. И поспешил Авраам в шатёр к Сарре и сказал [ей]: поскорее замеси три саты лучшей муки и сделай пресные хлебы. И побежал Авраам к стаду, и взял телёнка нежного и хорошего, и дал отроку, и тот поспешил приготовить его. И взял масла и молока и телёнка приготовленного, и поставил перед ними, а сам стоял подле них под деревом. И они ели» (Быт. 18:2-8).
Ангелы сообщают Аврааму, что у него и немолодой бездетной жены родится сын («И сказал один из них: Я опять буду у тебя в это же время [в следующем году], и будет сын у Сарры, жены твоей» ― Быт. 18:10), а также что от Авраама произойдёт великий народ: «От Авраама точно произойдёт народ великий и сильный, и благословятся в нём все народы земли, ибо Я избрал его для того, чтобы он заповедал сынам своим и дому своему после себя, ходить путём Господним, творя правду и суд; и исполнит Господь над Авраамом [всё], что сказал о нём» (Быт. 18:18). Авраам в этой истории проявляет гостеприимство ― и вознаграждается за него; именно в контекст гостеприимства Авраама ставится само появление иудейского народа. Сразу за этим следует история гибели Содома.
Ангелы приходят в гости к Лоту — племяннику Авраама, поселившемуся в Содоме. Лот, подобно Аврааму, проявляет себя как радушный хозяин: «И пришли те два Ангела в Содом вечером, когда Лот сидел у ворот Содома. Лот увидел, и встал, чтобы встретить их, и поклонился лицом до земли и сказал: государи мои! зайдите в дом раба вашего и ночуйте, и умойте ноги ваши, и встаньте поутру и пойдёте в путь свой. Но они сказали: нет, мы ночуем на улице. Он же сильно упрашивал их; и они пошли к нему и пришли в дом его. Он сделал им угощение и испёк пресные хлебы, и они ели» (Быт. 19:1-3). Поведение остальных жителей Содома диаметрально противоположно: «Ещё не легли они спать, как городские жители, Содомляне, от молодого до старого, весь народ со всех концов города, окружили дом и вызвали Лота и говорили ему: где люди, пришедшие к тебе на ночь? выведи их к нам; мы позна́ем их» (Быт. 19:4).
Речь не идёт о сексуальной распущенности, как можно подумать. Если считать, что грех содомлян состоял в распутстве, то они без всякого труда могли бы удовлетворить свои сексуальные потребности и без участия гостей Лота — хотя бы друг с другом или со своими рабами. Истинный характер происходящего раскрывает дальнейшее развитие событий. Лот старается хоть как-то защитить своих гостей: «Лот вышел к ним ко входу, и запер за собою дверь, и сказал [им]: братья мои, не делайте зла; вот у меня две дочери, которые не познали мужа; лучше я выведу их к вам, делайте с ними, что вам угодно, только людям сим не делайте ничего, так как они пришли под кров дома моего» (Быт. 19:6). Реакция содомлян очень показательна: «Но они сказали [ему]: пойди сюда. И сказали: вот пришелец, и хочет судить? теперь мы хуже поступим с тобою, нежели с ними. И очень приступали к человеку сему, к Лоту, и подошли, чтобы выломать дверь» (Быт. 19:9).
Итак, что произошло на самом деле? Содомляне жестоки ко всем чужакам — и хотят, в нарушение закона гостеприимства, надругаться (скорее всего — вовсе не из сексуальной распущенности, а с целью унижения — как это бывает, к примеру, в тюрьмах) над гостями Лота. Лот заступается за гостей и умоляет содомлян оставить их в покое, будучи готов даже отдать им своих дочерей — и содомляне немедленно вспоминают, что Лот — тоже вчерашний чужак, лишь поселившийся в их городе, а не происходящий из него: «Лот стал жить в городах окрестности и раскинул шатры до Содома» (Быт. 13:12). Они собираются расправиться и с ним — причём более жестоко, чем с его гостями (что лишний раз подтверждает то, что речь в этом эпизоде идёт вовсе не о сексе, даже недобровольном). За случившееся следует неизбежная кара — Содом и соседние города уничтожаются прямым вмешательством Бога: «И пролил Господь на Содом и Гоморру дождём серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и [все] произрастания земли» (Быт. 19:24). Лишь Лот и его дочери спасаются.
Вот какой урок, к примеру, выводил из истории Содома Иоанн Златоуст, один из христианских Отцов Церкви: «Мы же, слыша это (повествование), будем иметь великое попечение о своём спасении; будем избегать подражания беззаконию содомлян, напротив, поревнуем страннолюбию этого праведника и его другим добродетелям, чтобы отвратить от себя гнев, движимый свыше. Невозможно, конечно, невозможно, чтобы с усердием преданный добродетели не приобрёл оттого себе великого сокровища. Именно таким образом и эти праведники ― праотец (Авраам) и Лот ― удостоились получить свыше благодать, и, думая, что принимают к себе людей, сподобились принять ангелов и даже Господа ангелов. Можем и мы, если захотим, и ныне принять Его, ― Он сам сказал: «кто принимает вас, принимает Меня» (Мф.10:40). Итак, будем принимать странников, не смотря никогда на их видимую незнатность».
То, что грех Содома (в узком смысле — как я покажу далее, грехи содомлян в понимании иудеев имели более широкое толкование) — отсутствие гостеприимства, подтверждает и сличение вышеописанного эпизода с другими ветхозаветными сюжетами, такими как история левита и его наложницы в Гиве из Книги Судий. Левит с наложницей и слугой, отправляясь из дома тестя в свой дом, ищет, где бы остановиться на ночь. «Когда они были близ Иевуса, день уже очень преклонился. И сказал слуга господину своему: зайдём в этот город Иевусеев и ночуем в нём. Господин его сказал ему: нет, не пойдём в город иноплеменников, которые не из сынов Израилевых, но дойдём до Гивы» (Суд. 19:11-12). Левит предвзято относится к иевусеям, чужому иудеям народу — но «свои» иудеи из колена Вениаминова, которым он доверился, обошлись с ним самым чудовищным образом: «И повернули они туда, чтобы пойти ночевать в Гиве. И пришёл он и сел на улице в городе; но никто не приглашал их в дом для ночлега <…> И вот, идёт один старик с работы своей с поля вечером; он родом был с горы Ефремовой и жил в Гиве. Жители же места сего были сыны Вениаминовы. Он, подняв глаза свои, увидел прохожего на улице городской <…> Старик сказал ему: будь спокоен: весь недостаток твой на мне, только не ночуй на улице <…> Тогда как они развеселили сердца свои, вот, жители города, люди развратные, окружили дом, стучались в двери и говорили старику, хозяину дома: выведи человека, вошедшего в дом твой, мы познаем его» (Суд. 19:15-17; 20; 22).
Архетипически этот эпизод соответствует истории Содома. Жители Гивы чужды гостеприимства и не хотят принимать левита. Единственный, кто готов принять его у себя — такой же чужак среди жителей Гивы, выходец из колена Эфраима (жители Гивы — из колена Вениаминова, другого иудейского колена). Узнав же о том, что гостя кто-то приютил, жители Гивы хотят опозорить его надругательством. Чтобы спастись самому, левит отдаёт им свою наложницу (как видим, жителям Гивы всё равно, кого насиловать), которая подвергается групповому изнасилованию: «Тогда муж взял свою наложницу и вывел к ним на улицу. Они познали её, и ругались над нею всю ночь до утра» (Суд. 19:25). В результате она погибает: «И пришла женщина пред появлением зари, и упала у дверей дома того человека, у которого был господин её, и лежала до света» (Суд. 19:26).
История Гивы — в сущности, та же история Содома (причём преступниками в ней выступают не содомляне, а иудеи), только не содержащая сверхъестественной составляющей истории Содома; левит и наложница — не ангелы, и спасти им не удаётся. И восстанавливать справедливость приходится не Богу, а людям: «И восстал весь народ, как один человек, и сказал: не пойдём никто в шатёр свой и не возвратимся никто в дом свой; и вот что мы сделаем ныне с Гивою: [пойдём] на неё по жребию; и возьмём по десяти человек из ста от всех колен Израилевых, по сто от тысячи и по тысяче от тьмы, чтоб они принесли съестных припасов для народа, который пойдёт против Гивы Вениаминовой, наказать её за срамное дело, которое она сделала в Израиле. И собрались все Израильтяне против города единодушно, как один человек» (Суд. 20:8-11). Но колено Вениаминово отказалось выдать своих соплеменников из числа жителей Гивы. За это вениамитян ожидало суровое наказание, по степени своей тотальности сравнимое с наказанием Содома и Гоморры: «Израильтяне же опять пошли к сынам Вениаминовым и поразили их мечом, и людей в городе, и скот, и всё, что ни встречалось [во всех городах], и всё, находившиеся на пути города, сожгли огнём. И поклялись Израильтяне в Массифе, говоря: никто из нас не отдаст дочери своей сынам Вениамина в замужество» (Суд. 20:48-21:1). В результате этих событий колено Вениаминово едва не исчезло полностью.
Можно вспомнить в этой связи библейскую заповедь: «Пришельца не притесняй и не угнетай его, ибо вы сами были пришельцами в земле Египетской» (Исх. 22:21). «Когда поселится пришлец в земле вашей, не притесняйте его: пришлец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш; люби его, как себя; ибо и вы были пришельцами в земле Египетской» (Лев. 19:33-34). Примечателен контекст этой заповеди. В книге «Исход» сразу после неё идёт другая заповедь: «Ни вдовы, ни сироты не притесняйте; если же ты притеснишь их, то, когда они возопиют ко Мне, Я услышу вопль их, и воспламенится гнев Мой, и убью вас мечом, и будут жёны ваши вдовами и дети ваши сиротами. Если дашь деньги взаймы бедному из народа Моего, то не притесняй его и не налагай на него роста. Если возьмёшь в залог одежду ближнего твоего, до захождения солнца возврати её, ибо она есть единственный покров у него, она — одеяние тела его: в чём будет он спать? итак, когда он возопиет ко Мне, Я услышу, ибо Я милосерд» (Исх. 22:22-27). В книге Левит после заповеди об уважительном отношении к пришлецам также следует заповедь справедливости: «Не делайте неправды в суде, в мере, в весе и в измерении: да будут у вас весы верные, гири верные, ефа верная и гин верный» (Лев. 35-36).
История Содома и Гивы действительно посвящена закону гостеприимства и каре за его нарушение (а в случае Содома — ещё и за непочтение к ангелам, посланникам Бога) — но её смысл шире. Закон гостеприимства связан с защитой социально неблагополучных слоёв общества (к которым относились и чужаки — гости, пришлецы), таких как вдовы, сироты, бедняки. Вот как автор книги пророка Исайи обращался к своему собственному наролу, иудеям: «Слушайте слово Господне, князья Содомские; внимай закону Бога нашего, народ Гоморрский! К чему Мне множество жертв ваших? говорит Господь. <…> Не носи́те больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие — и празднование! <…> И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови. Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетённого, защищайте сироту, вступайтесь за вдову. Как сделалась блудницею верная столица, исполненная правосудия! Правда обитала в ней, а теперь — убийцы. Серебро твоё стало изгарью, вино твоё испорчено водою; князья твои — законопреступники и сообщники воров; все они любят подарки и гоняются за мздою; не защищают сироты, и дело вдовы не доходит до них» (Ис. 1:10-11; 13; 16-17; 21-23).
Грех Содома — грех богатого, пресыщенного общества, равнодушного или даже демонстративно жестокого, как следует из более поздних сюжетов, к страданиям бедных и слабых: «Лот возвёл очи свои и увидел всю окрестность Иорданскую, что она, прежде нежели истребил Господь Содом и Гоморру, вся до Сигора орошалась водою, как сад Господень, как земля Египетская» (Быт. 13:10). А вот какое обращение к народу Иудеи как «жене» Бога, «изменяющей» ему с языческими богами, содержится в книге пророка Иезекииля: «Вот в чём было беззаконие Содомы, сестры твоей и дочерей её: в гордости, пресыщении и праздности, и она руки бедного и нищего не поддерживала» (Иез. 16:49).
«Правосудие» Содома, согласно более поздним иудейским текстам, всячески попирало нормы элементарных, общечеловеческих представлений о справедливости:
«Завернул в Содом на ночлег некий странник. На осле его навьючен был, перевязанный шнуром, дорогой, разноцветного узора ковёр. Странника встретил один содомлянин и любезно пригласил его на ночлег. В продолжение двух дней не отпускал его гостеприимный хозяин. Когда же странник собрался наконец в дорогу и спросил у хозяина ковёр со шнуром, тот прикинулся непонимающим, о чём ему говорят:
— Ковёр? Какой ковёр?.. Ага, понимаю: тебе приснился ковёр… Разноцветный, говоришь ты? И ещё шнур приснился тебе? Это, милый человек, сон хороший, к добру тебе: шнур, который ты видел во сне, предвещает тебе долгую жизнь, а ковёр разноцветный означает, что ты приобретёшь прекрасный сад со всевозможными плодовыми деревьями. Вот, друг мой, что означает сон твой.
— Какой там сон! — запротестовал странник. — Не во сне, а наяву я сдал тебе на хранение ковёр со шнуром и требую, чтоб ты мне их возвратил.
Отправились к судье. А судья, выслушав обоих, заявил страннику:
— Сей почтенный гражданин, оказавший тебе столь радушный приём, издавна известен у нас как превосходный толкователь снов, и за то, что он так хорошо истолковал твой сон о ковре и шнуре, ты должен уплатить ему четыре серебреника, — это по таксе, и сверх того за всё, что съедено и выпито тобою в эти два дня».
Другая похожая по смыслу история:
«Попал туда однажды человек, по ремеслу шерстобит. Потребовали с него четыре зуза мостовой платы.
— Но ведь я мост не переходил, — возражал он, — а перешёл вброд.
— Тогда уплати восемь зуз.
Тот не согласился. Избили его. Пошёл он с жалобой в суд; а там его присудили к уплате восьми зуз за переправу через брод, и отдельно за то, что ему кровь отворили».
Содомские судья, согласно Мидрашу, носили говорящие имена ― Шакрой, Шакрурай, Зайфой и Мацлидин (Шакрой и Шакрурай — от «шекер», то есть «ложь», Зайфой — от «зайфон», «подделыватель», Мацлидин — «извращающий правосудие»). Ими была установлена законодательная система, максимально ущемляющая права бедных — и карающая тех немногих жителей Содома, что хотели помогать им собственными силами.
“Кто имеет вола, обязан пасти общественное стадо один день, а кто никакого скота не имеет, — два дня.
<…>
Если попадал туда нищий, хлеба ему не подавали, а каждый давал по монете, на которой надписывал своё имя, и бедняк в конце концов умирал голодной смертью. Тогда каждый брал свою монету обратно.
Была там одна девушка, которая принесла тайком, спрятанным в кувшине, кусок хлеба для нищего. Прошло три дня, а нищий был ещё жив. Узнав о поступке девушки, содомляне вымазали тело её мёдом и, поставив девушку на верху городской стены, выпустили на неё рой пчёл. Девушка в страшных мучениях скончалась.
Был ещё такой случай.
Встретились у колодца две девушки. Одна из них имела вид крайне измождённый и с трудом держалась на ногах. На вопрос подруги: что с нею, ― она рассказала, что в доме у них все припасы истощились, и семью ждёт голодная смерть. Другая, желая помочь несчастным, сходила домой и, наполнив свой кувшин мукою, тайком поменялась с подругою кувшинами. Но это открылось, и «преступницу» предали сожжению. И Господь сказал: «Теперь, если бы Я и хотел промолчать, голос этой мученицы властно требует от меня ответа»”. (Санг., 108—109; Сеф. Гаиаш, Бер.-Р., 49)
При этом посыл истории Содома — то, что наказанию подлежит царящая в обществе несправедливость — вовсе не является изобретением Ветхого Завета, как можно подумать.
«По донесению, полученному фараоном Аменхотепом III, он [языческий правитель сирийского государства Амурру, возникшего в первой половине XIV века до нашей эры, Абди-Аширта] произнёс перед своими сторонниками такую речь: «Соберитесь, и нападём на Библ. И если там не будет человека, который освободил бы его из рук врага, то выгоним градоначальников из их областей, и тогда все области присоединятся к хапиру; и пусть настанет «справедливость» для всех областей, и пусть будут в безопасности (от порабощения) юноши и девушки навеки. А если фараон выйдет против нас, то все области будут ему враждебны — что же он тогда сможет нам сделать?» Под термином «справедливость» в древней Передней Азии, как уже было сказано, понималось, прежде всего, освобождение от долгов и возвращение заложников, а по возможности также и отнятых или скупленных земель».
Соответствующая картина мира сложилась ещё в языческой Месопотамии (к примеру, Ур-Намму и Шульги — конец III тысячелетия до нашей эры, Липит-Иштар — XX век до нашей эры, Хаммурапи — первая половина XVIII века до нашей эры).
«Первый дошедший до нас текст законов — Законы Шульги (прежнее название — Законы Ур-Намму; недавно было установлено, что их действительным «автором» является сын и преемник Ур-Намму, Шульги; см. лекцию 3). Этот сильно повреждённый текст состоял из «Пролога», за которым следовали конкретные правовые нормы. Имелся ли «Эпилог», сказать пока невозможно. В «Прологе» содержатся слова о защите сироты и вдовы, слабого против сильного, бедного против богатого — уверения, которые мы впервые встречаем ещё в тексте Уруинимгины. Было бы ошибкой видеть в них только социальную демагогию. Царь в Месопотамии очень долго сохранял многие черты вождя племени, обязанного заботиться о сирых и убогих. Таким его воспринимало массовое сознание, так понимал свой долг и он сам. Была тут, разумеется, и политическая необходимость: общество не может существовать без некоего минимума справедливости.
<…>
Следующий из сохранившихся законодательных памятников принадлежит царю I династии Иссипа (см. лекцию 3) Липит-Иштару. Дошедший до нас со значительными повреждениями текст на шумерском языке (возможно, существовал аккадский оригинал) состоит из «Пролога», примерно 43 статей, и «Эпилога». В кратком «Прологе» Липит-Иштар сообщает, что он установил «освобождение» от повинностей и, возможно, от долгов для «сыновей и дочерей» Ниппура, Ура и Иссина, а также для (всех?) «сыновей и дочерей» Шумера и Аккада».
В рамках свода законов вавилонского царя Хаммурапи «Раб, купленный в чужой стране, в Вавилонии должен был быть отпущен на свободу без выкупа, если выяснялось, что он вавилонянин. За оскорбление действием, нанесённое свободному, и за оспаривание своего рабского состояния раб подлежал не внесудебной расправе, а наказанию по суду (отрезанию уха — § 205 и 282). Наконец, долговое рабство было ограничено сроком в три года (долговым рабом мог стать сам должник, или его раб, или член семьи), и даже продажа свободнорождённого человека в рабство была ограничена тем же сроком (§ 117) <…> запрещается забирать в покрытие долга урожай поля или сада (§ 49 и 66)». (Подробнее см. Дьяконов И.М. История Древнего Мира, том 1.)
Этот фундаментальный принцип справедливости, помощи тем, кто слабее, и защиты от тотального порабощения в пользу более благополучных и могущественных, и попирался в Содоме. История Содома и Гивы иллюстрирует ту мысль, что общество, где царит сословная несправедливость, где отсутствует правосудие, где людей жёстко делят на своих и чужих и принципиально обходятся со вторыми хуже, чем с первыми, ждёт закономерная и неизбежная катастрофа (в религиозной парадигме — в силу его греховности, в светской — в силу разъедающего общества эгоизма и антагонизма богатых и бедных).
