Толкин и «арийский миф»

+7 926 604 54 63 address
 Чёрные нуменорцы — потомки Людей Короля, уцелевших после низвержения Нуменора. Сторонники Саурона. / Рисунок — Skullbastard, Deviantart.
Чёрные нуменорцы — потомки Людей Короля, уцелевших после низвержения Нуменора. Сторонники Саурона. / Рисунок — Skullbastard, Deviantart.

Посвящённое вымышленному миру Средиземья творчество Джона Толкина, одного из отцов-основателей жанра фэнтези в его современном виде, часто становится мишенью для обвинений в расизме. Причиной этому является то, что толкиновские орки, чудовищные порождения сил зла, описаны как обладающие отчётливо-монголоидными чертами внешности, а подвластные Саурону люди из южных стран Харада являются темнокожими (жители Ближнего Харада) или даже чернокожими (жители Дальнего Харада). При этом при разговоре о «расистском» характере вымышленного мира Средиземья часто выносится за скобки вопрос о том, как он относился к расистским идеологиям — например, национал-социализму — в реальном мире, а не вымышленном.

Когда в 1938 году потсдамское издательство «Рюттенунд Лёнинг» намеревалось договориться с Толкином и его издателем Стэнли Анвином об издании в Германии толкиновской повести «Хоббит», Толкин довольно резко отреагировал на просьбу издательства подтвердить своё «арийское» происхождение. В письме Анвину он говорил: «Хотелось бы знать, отчего такая немилость: то ли из-за моей немецкой фамилии, то ли их идиотские законы предписывают требовать сертификат на «арийское» происхождение от любого жителя любой страны? <…> Я вовсе не считаю, что отсутствие еврейской крови (возможное) — это непременно повод для гордости; у меня немало друзей-евреев, и я очень бы не хотел создать ощущение, будто поддерживаю эту в высшей степени пагубную и антинаучную расовую теорию» (Письмо 29), — хотя и оговаривал, что если Анвину это будет нужно, он готов дать немцам вежливый ответ (видимо, просто отказываясь от подтверждения «арийского» происхождения).

В (по-видимому, правда, не отосланной) версии ответа издательству Толкин довольно ехидно издевается над самим понятием «арийского происхождения»: «К моему прискорбию, мне не совсем ясно, что вы подразумеваете под словом arisch. Я — не арийского происхождения; то есть не индоиранского: насколько я знаю, никто из моих предков не говорил на хиндустани, персидском, цыганском или родственных им диалектах» (Письмо 30). Там же он даёт весьма едкий ответ на вопрос, нет ли у него еврейской крови: «Но если ваш вопрос на самом деле подразумевает, нет ли во мне еврейской крови, могу лишь ответить, что, к превеликому моему сожалению, кажется, среди моих предков представителей этого одарённого народа не числится». Наконец, он говорит уже более серьёзным тоном: «Тем не менее я привык гордиться своей немецкой фамилией — и гордости этой не утратил на протяжении всей последней прискорбной [Первой мировой] войны, в ходе которой служил в английской армии. Однако же не могу не отметить, что, если оскорбительное и неуместное наведение справок такого рода станет нормой в вопросах литературы, так недалеки те времена, когда немецкая фамилия перестанет восприниматься как повод для гордости».

Как видим, Толкин в своей переписке характеризует (довольно модную тогда) расовую теорию как «пагубную и антинаучную». Отразилась ли эта точка зрения как-то в его собственном творчестве? При внимательном рассмотрении — да. В конце 30-ых годов XX века он, работая над историей своего вымышленного мира, создал сюжет о величии и падении острова Нуменор (своего рода авторскую версию мифа об Атлантиде). Нуменор первоначально был великой цивилизацией — совращённой, однако, в финале своей истории Сауроном, злым духом, и восставшей против Валар, высших сил, управляющих миром. В итоге Нуменор, подобно платоновской Атлантиде, вследствие кары свыше исчез под волнами. Посмотрим, какой образ Нуменора Толкин в это время создаёт в одной из ранних, черновых версий нуменорской истории, известной как «Утраченный путь».

— Как ты быстро растешь! — произнес он. — Ты обещаешь стать могучим мужем, и обещание скоро сдержишь.

— Зачем ты смеешься надо мной? — воскликнул мальчик. — Ты ведь знаешь, что я темноволос и не так высок, как большинство моих сверстников. И это меня удручает. Я едва по плечо Алмариэли, у которой волосы сияют золотом, а она девушка, и мне ровесница. Мы считаем, что мы королевского рода, но я тебе скажу, что сыновья твоих друзей смеются надо мной и зовут меня «Терендул» — «хрупкий и тёмный».

Они говорят, что во мне эрессейская кровь, что я полунолдо. А в наши дни такое говорится не с любовью. Оттого, что тебя назовут полуномом, лишь шаг до того, чтобы тебя назвали приспешником Богов; а это ведь грозит бедой.

То есть большинство нуменорцев является светловолосыми [1] (ср. с одержимостью нордицизмом тогдашних европейских расистов [2]), а темноволосых нуменорцев после совращения Нуменора Сауроном подозревают в «нечистокровности», в том, что у них есть кровь нолдор или «эрессейцев» (нолдор, или номы — один из эльфийских народов Средиземья, Эрессеа — остров, на котором они обитают). Элендиль, предводитель нуменорцев, оставшихся верных Валар, описывает деятельность Саурона в Нуменоре в ключе, заставляющем вспомнить современные Толкину исторические реалии:

«…он присоветовал королю протянуть руку к Империи. Вчера — на Восток. А завтра — на Запад <…> Мы больше не видим своего короля. Его немилость падает на людей, и они исчезают: вечером они были, а утром их нет. На улице тревожно; в стенах небезопасно. В самом сердце дома может таиться соглядатай. Появились тюрьмы, подземные темницы. Появились пытки и страшные ритуалы <…> Старые песни забыты или переделаны — их искажают, придавая им новый смысл».

Собеседник Элендиля, его сын Херендиль, отвечает отцу:

«Говорят, что надо отречься от эрессейского и вернуться к наречию людей, наших предков. Саурон обучает ему. Вот это, по крайней мере, мне не нравится».

Разумеется, не стоит искать здесь каких-то прямых политических параллелей, поскольку, разрабатывая историю Нуменора, Толкин думал в первую очередь о вымышленном Нуменоре, а не о реальной политике Европы тридцатых. Сам Толкин достаточно скептически относился к плоской аллегории как к литературному приёму, что и оговаривал (по другому поводу): «Моя история не заключает в себе «символизма» или сознательной аллегории. Аллегории типа «пять магов=пять чувств» моему образу мыслей абсолютно чужды. Магов было пять, и это — просто-напросто специфическая составляющая истории» (Письмо 203). Вместе с тем, он отмечал: «Но отсутствие аллегории не означает невозможность соотнесения. Соотнесение возможно всегда».

Дальнейшее развитие истории Нуменора ещё более интересно — у Нуменора времени упадка появляются черты, сближающие его не только с гитлеровским «рейхом», но и с… колониальной Британией, современной самому Толкину. Вот как в «Акаллабэт», поздней версии истории падения Нуменора, вошедшей в толкиновский «Сильмариллион», описывается характерная эволюция политики нуменорцев (первоначально прибывших в Средиземье в качестве друзей и учителей для местных жителей) по отношению к народам Средиземья: «Эти события произошли во времена Тар-Кирьятана Корабельщика и Тар-Атанамира, его сына; то были гордые властители, жадные до богатства; они обложили данью жителей Средиземья, и теперь охотнее брали, нежели давали». Переход к открытому колониализму в отношении жителей Средиземья в истории Нуменора у Толкина коррелирует с конфликтом нуменорцев, стремящихся заполучить для себя, помимо власти над миром людей, ещё и эльфийское бессмертие, с эльфами и Валар.

А после совращения нуменорцев Сауроном их поведение в колониях становится особенно бесцеремонным:

«Во всеоружии плавали они к берегам Средиземья, однако теперь являлись нуменорцы отнюдь не как дарители и даже не как правители, но как безжалостные захватчики. Они преследовали жителей Средиземья, отбирали их добро, обращали людей в рабов, а многих предавали жестокой смерти на своих алтарях. Ибо в те времена нуменорцы возводили в крепостях храмы и огромные гробницы, и люди научились бояться пришельцев из-за моря, и память о милостивых королях былых времен угасла в мире, и омрачили ее бесчисленные предания, в которых господствовал ужас».

Уговаривая Ар-Фаразона выступить против Валар, Саурон прибегает к риторике, звучащей вполне в духе социал-дарвинистских учений современности:

«Валар владеют землею, над которой не властна смерть, и лгут они тебе, говоря о ней, и прячут ее от посторонних глаз, ибо скупы и опасаются, что Короли Людей отвоюют у них царство бессмертия и станут править миром вместо них. Бесспорно, дар вечной жизни пристал не всем, но тем только, кто достоин подобного дара, могучим и гордым потомкам знатного рода — однако справедливо ли, что отнят этот дар у того, кому принадлежит он по праву, у короля из королей, у Ар-Фаразона, могущественнейшего из сынов Земли, с кем сравниться может разве что один Манвэ, да и то вряд ли? Но великие короли не признают отказов и сами берут то, что принадлежит им».

Отметим, что и к ряду атрибутов колониальной политики реальной Великобритании, а не вымышленного Нуменора, Толкин также относился без малейшей симпатии. Вот что он писал своему сыну Кристоферу, проходившему военную службу в Южной Африке в 1944 году: «Обращение с цветными повергает в ужас едва ли не всякого приезжего из Британии, и не только в Южной Африке. К сож., немногие сохраняют это благородное чувство надолго» (Письмо 61). В другом письме к нему же, от 29 мая 1945 года, он писал (на фоне продолжающейся войны с Японской империей): «поскольку все, что я знаю о британском или американском империализме на Дальнем Востоке, внушает мне лишь сожаление и отвращение, боюсь, что в этой продолжающейся войне меня не поддерживает ни искры патриотизма». Вообще Толкин довольно критически относился к Британской империи: «Ибо я горячо люблю Англию (не Великобританию и, уж разумеется, не Британское Содружество (грр!)» (Письмо 53).

Тут необходимо затронуть ещё один любопытный аспект — лингвистический. Вымышленный мир Средиземья для Толкина был площадкой для экспериментов в сфере создания не только вымышленных историй, но также и вымышленных языков. Как мы помним, большинство нуменорцев внешне соответствовало канону «нордической» внешности — высокие, светловолосые и голубоглазые. Но при этом вымышленный язык нуменорцев, адунаик (на основе которого позднее возник вестрон — «Всеобщий Язык» Средиземья, на котором говорят герои того же «Властелина Колец»), основан на языках семитской группы, к которым имена на адунаике временами отсылают довольно прозрачно (достаточно упомянуть о том, что отца Ар-Фаразона, последнего короля Нуменора, звали Гимильхадом [3]). Более того, сам Толкин представлял себе эстетику Нуменора как цивилизации (и её наследников, вроде Гондора и Арнора) в ближневосточном ключе: «Гондорские нуменорцы были горды, самобытны, архаичны; думаю, что уместнее всего представлять их (скажем) в египетском ключе. Они во многом походили на «египтян» — любовью и способностью возводить гигантские, массивные сооружения. И ещё пристальным интересом к родословным и к гробницам» (Письмо 211).

Тут, если честно, трудно отделаться от ощущения своеобразной авторской иронии: нуменорцы описаны как своего рода высшая цивилизация, превосходящая других людей не только знаниями, но также физической силой и долголетием (первоначально продолжительность жизни нуменорцев составляла несколько веков), причем внешне соответствующая «нордическому» стандарту тогдашних европейских расистов. Но при этом культура этой цивилизации рядом деталей напоминает скорее цивилизации Ближнего Востока времён Древнего Мира. Тут необходим исторический комментарий.

По вероисповеданию Толкин был католиком, но при этом жил он в протестантской стране — что, надо сказать, переживал достаточно болезненно и что отразилось, скорее всего, и в истории Нуменора на примере конфликта «Верных» (нуменорцев, сохраняющих лояльность Валар и говорящих на эльфийских языках) и «Людей Короля» (приверженцев королевской власти, отказавшихся от эльфийских языков и использующих адунаик) [4]; напомним, Реформация в Англии сопровождалась отказом от использования «чужой» латыни в пользу «своего» английского языка. Радикальные протестанты, пуритане, также питали особое внимание к Ветхому Завету и сюжетам оттуда, считая Англию богоизбранным народом, «новым Израилем». Параллель «нуменорцы-иудеи» (и даже «нуменорцы-пуритане») у Толкина также присутствует — говоря о сходстве Нуменора и Древнего Египта, он оговаривается: «Но только, разумеется, не в вопросах «теологии»: в этом отношении они скорее иудейского или даже более пуританского склада».

Надо отметить, что среди британских протестантов XIX—XX века существовала антинаучная и расистская теория (у некоторых её приверженцев носившая также и антисемитский характер), известная как британо-израилизм или англо-израилизм; в рамках этой теории притязания «англо-саксонских» народов на мировое господство оправдывались утверждением о происхождении британцев от библейского Израиля. Сознательно или нет, но нуменорцы Толкина выглядят как довольно злая пародия на британо-израилизм: нуменорцы у Толкина сочетают внешние черты «высшей расы» из представлений европейских расистов того времени и «богоизбранность» в религиозном смысле — они единственными поддержали эльфов и Валар в их финальной войне с Мелькором-Морготом (аналог сатаны в толкиновском мире) и получили Нуменор в награду от высших сил, но вследствие своей гордыни (частью которой было и жестокое обращение с иными народами) в итоге потеряли всё. Интересно, что «Верные» нуменорцы, спасшиеся при затоплении Нуменора и позднее основавшие королевства Гондор и Арнор, напротив, во «Властелине Колец» описаны как преимущественно темноволосые и сероглазые.

Говоря о «семитских» мотивах в образе Нуменора, необходимо упомянуть не только иудеев, но и финикийцев и карфагенян. Дело в том, что одно время британская имперская идеология, педалируя образ Британии как «владычицы морей», в рамках «опрокидывания в прошлое» имперских претензий Британии апеллировала к опыту финикийцев как знаменитых мореплавателей, продвигая идею о том, что в прошлом они посещали Британию и оказали влияние на местное население. Правда, позднее популярность финикийцев упала — видимо, по мере распространения расового антисемитизма. Также популярности финикийцев вредило то обстоятельство, что их языческая религия отличалась крайней жестокостью и массовыми человеческими жертвоприношениями.

Британский католический публицист Гилберт Кит Честертон даже рассматривал карфагенское язычество (в противовес римскому, с его точки зрения более «человечному») как откровенное почитание бесов. У Толкина нуменорцы, обольщённые Сауроном, обратились к почитанию Мелькора (то есть дьявола) и приносили ему человеческие жертвы:

«С тех пор на алтаре не гас огонь, и дым курился, не переставая, ибо могущество Саурона росло день ото дня, и в храме этом лилась кровь, пытали пленников и вершились великие злодеяния: люди приносили жертвы Мелькору, надеясь, что тот избавит их от смерти. Чаще всего на заклание посылали они нуменорцев из числа Верных».

«Акаллабэт».

В произведении Гюстава Флобера «Саламбо» описывается огромный уродливый идол карфагенского бога Молоха (которому и приносились человеческие жертвы) с тремя «глазами» в виде чёрных камней. В «Сильмариллионе» Моргот похищает у эльфийского изобретателя Феанора Сильмарилы, три волшебных камня, которые вставляет в свою железную корону. В контексте того, что Моргот у Толкина — «божество», почитатели которого приносят ему человеческие жертвы, параллель с Молохом (а в случае Нуменора — и с Карфагеном как талассократической империей) становится довольно прозрачной.

Но есть и отличия. Нуменорцы не рисуются Толкином как некий изначально порочный народ — лишь в конце своей истории они были обмануты. Кроме того, в то время как карфагеняне — неевропейский, семитский народ, нуменорцы типологически — «белые европейцы». То есть для Толкина худшие проявления жестокости и поклонение бесам, вполне «карфагенские» по стилистике, вовсе не являются атрибутом народов Азии и Африки [5]. По мысли Толкина, «цивилизованный» человек, падший во зло, становится хуже не только дикаря, но даже чудовища — о герольде Саурона (Уста Саурона), потомке поступивших на службу к Саурону нуменорцев, во «Властелине Колец», сказано, что он «был более жесток, чем любой орк». Ар-Фаразон, последний король Нуменора, под влиянием Саурона обратившийся к поклонению Морготу, «стал могущественнейшим тираном из всех, что существовали когда-либо в мире со времён Моргота».

Напоследок отмечу ещё одну любопытную деталь. История Нуменора, в принципе, имеет множество параллелей с историей платоновской Атлантиды, но содержит и одно важное отличие. В платоновском диалоге «Критий» атланты были добродетельны, «покуда не истощилась унаследованная от бога природа» (правители Атлантиды происходили от бога Посейдона). У Толкина королевская династия Нуменора также происходит не только от эльфов, но и от «богов», Айнур (матерью эльфийки Лютиэн, возлюбленной человека Берена, являющегося предком нуменорских королей, была Мелиан, дух, принявший женское обличье и вышедший замуж за короля эльфов Дориата Тингола), — но падение Нуменора связано не с «истощением унаследованной от бога природы», а с ростом высокомерия и жестокости нуменорцев по отношению к другим жителям Средиземья.

Таким образом, в творчестве Толкина в сюжете о падении Нуменора отразились (хотя, возможно, отчасти и невольно) в том числе и проблемы европейской цивилизации, современной самому Толкину (расизм, колониализм, социал-дарвинизм). Иронично, что при этом в нынешней экранизации Толкина (сериал «Властелин Колец: Кольца Власти» производства Amazon) нуменорская королева Тар-Мириэль представлена темнокожей актрисой. Сделано это было, скорее всего, из соображений продвижения «разнообразия» — но, парадоксальным образом, на мой взгляд, подобное решение скорее препятствует раскрытию толкиновского сюжета о Нуменоре, в том числе — такой темы, как расизм большинства нуменорцев по отношению к другим человеческим народам.

Примечания

[1] Идея о том, что большинство нуменорцев являлись светловолосыми, сохраняется у Толкина и в поздних версиях истории Нуменора — например, в «Неоконченных преданиях Нуменора и Средиземья» о нуменорской королеве Эрендис говорится, что она была красива «той красотой, какая редко встречалась в Нуменоре» — она была «темноволосой, хрупкой и грациозной, с ясными серыми глазами, как у всех ее родичей», в отличии от своего супруга, светловолосого и синеглазого Алдариона. Последний король Нуменора, Ар-Фаразон, также носил прозвище «Золотой», указывающее, скорее всего, именно на цвет волос.

[2] Или, как это явление называл сам Толкин в письме, написанном в начале июня 1941 года и посвящённом как раз длящейся войне Британии с Германией, “«нордическая» чушь” (Письмо 45).

[3] Кроме того, супруга Ар-Фаразона, в окончательной версии носящая имя «Тар-Мириэль», в самых ранних черновых версиях истории Нуменора носила имя «Истар».

[4] «В те дни Тень сгустилась над Нуменором, и сократился срок жизни непокорных королей Дома Эльроса, но тем сильнее ожесточились они сердцем против Валар. Двадцатый король, приняв скипетр отцов, взошел на трон под именем Адунахор, Владыка Запада, отказавшись от эльфийских языков и запретив пользоваться ими в своем присутствии <...> Но худшее было ещё впереди. Ар-Гимильзор, двадцать третий король, стал непримиримым врагом Верных. В дни его правления никто не ухаживал более за Белым Древом и оно стало чахнуть; он вовсе запретил эльфийские языки и жестоко карал тех, кто оказывал добрый прием кораблям с Эрессеа, которые ещё приставали втайне у западных берегов острова» («Акаллабэт»).

[5] В этой связи интересно единственное упоминание карфагенян в письмах Толкина, контрастирующее с взглядом Честертона на римско-карфагенское противостояние — «Во времена Римской империи я бы её ненавидел (как ненавижу и сейчас) и при этом оставался бы римским патриотом, тем не менее, ратуя за свободную Галлию и усматривая нечто доброе в карфагенянах» (Письмо 77).

.
Комментарии