Протестантизм, католицизм и охота на ведьм

Мне неоднократно доводилось встречать в Интернете публикации, содержащие точку зрения, согласно которой ключевую роль в охоте на ведьм (имевшей место как в католических, так и в протестантских странах и связанной с представлением о существовании тайных обществ ведьм, поклоняющихся дьяволу и собирающихся на шабаши, где проводятся оргии и кощунственные ритуалы) в Европе Нового Времени сыграли вовсе не католики, а протестанты.

Приведу типичный пример данной позиции:

«И уж настоящий ад кромешный и подлинную «охоту на ведьм» устроили в результате Реформации в протестантских регионах. У протестантов не было инквизиции, но «ведьм» они сожгли во много раз больше, чем католики. Это не кто иной как Кальвин придумал особое сожжение — на сырых дровах, поскольку ему казалось, что еретики слишком быстро умирают на обычном костре. Это Лютер непрестанно требовал выявлять ведьм и сжигать их живыми. После смерти Лютера в протестантских областях Германии охотники за ведьмами безумствовали даже больше, чем в землях, оставшихся католическими. Историк Иоганн Шерр писал: «Каждый город, каждое местечко, каждое прелатство, каждое дворянское имение в Германии зажигало костры». По выражению раскаявшегося фон Шпее, «по всей Германии отовсюду поднимается дым костров, который заслоняет свет». Вот так, а ведь католической инквизиции там не было!»[1]

Но действительно ли это так?

Этот тезис можно поставить под вопрос даже в чисто статистическом отношении. Хотя, действительно, в некоторых европейских государствах победа протестантской Реформации ознаменовала собой начало кампании охоты на ведьм[2], да и в Женеве — столице кальвинизма — имели место массовые казни по обвинению в ведовстве[3], в других случаях католики нередко могли даже опережать протестантов по числу сожжённых. К примеру, согласно данным, пусть и неполным («Эта статистика даёт, конечно, заниженные цифры, но позволяет уточнить хронологию, размах и горячие точки эпидемии страха»), о масштабах охоты на ведьм в XVI—XVII веках, приводимых Жаном Делюмо в его исследовании «Ужасы на Западе», в протестантской Англии было казнено всего 109 человек (и ещё 144, то есть больше, чем в самой Англии — на Англо-Нормандских островах, чей пример показывает, что масштаб охоты на ведьм зависит от региональной специфики), в то время как в небольшом католическом герцогстве Лотарингия число казнённых доходило до 2000. В испанском Люксембурге было казнено 355 человек, в испанском Намюре — 149 человек, в испанском Франш-Контэ — 62 человека. Для сравнения, в протестантских странах Скандинавии охота на ведьм или вовсе практически отсутствовала (Норвегия), или принимала характер периодических вспышек безумия, к которым высшее общество нередко относилось довольно критически (Швеция и Финляндия).

В Священной Римской империи, где охота на ведьм приняла особенно масштабный характер, ведьм одинаково жестоко преследовали и протестанты, и католики (хотя интенсивность и протестантской, и католической охоты на ведьм, безусловно, зависела от региональной специфики[4]), но особенно кровавый характер охота на ведьм приняла в католических церковных княжествах-епископствах: «В 22 деревнях епископата Трев в период 1587-1593 гг. было сожжено 368 ведьм. В княжестве Вюрцбург за восемь лет с 1623 по 1631 год было совершено 900 казней. В Вюрцбурге, в местечке Оппенау, насчитывавшем 650 жителей, за девять месяцев было совершено восемь массовых сожжений, унесших 50 жизней» (Жан Делюмо, «Ужасы на Западе»).

Это имело в том числе и религиозные причины: «Затем дискуссия поляризировалась, причем разработанное теологами учение о ведьмах, положения Молота ведьм или тезисы иезуита Мартина Дельрио были — если не de jure, то de facto — возведены в ранг догмата католической церкви. Поэтому в районах, сохранивших приверженность старой вере, преследования в XVII в. были более жестокими, нежели в протестантских землях».

В некоторых случаях смена власти с католической на протестантскую означала прекращение охоты на ведьм: «Католическая епархия Бамберга прославилась как центр преследований ведьм при епископе Готфриде Иоганне Георге II (1623), но когда народ восстал и радостно приветствовал протестантскую шведскую армию, ведовские процессы временно прекратились: с 1632 по 1636 г.» («Бич и молот. Охота на ведьм в XVI-XVIII веках», сост. Н. Горелов, перевод с английского Н. Масловой). Кроме того, по данным, предоставленным Делюмо, в юго-западной Германии второй половины XVI века в протестантских землях смертной казнью заканчивалось 4,5% ведьмовских процессов (у католиков — 6%), а в XVII веке — 3,5% ведьмовских процессов (у католиков — 8,6%)[5].

Даже в Испании, где инквизиция, занятая борьбой с действительными, а не мнимыми врагами католической церкви (еретиками, а также скрытыми иудеями-марранами и скрытыми мусульманами-морисками), как и общество в целом, относилась к ведьмовской истерии довольно скептически, всё равно имели место всплески поиска ведьм — пусть даже они закончились победой здравомыслящих:

«В 1610 г., однако, панический страх перед ведовством распространился в Наварре. Светские судьи, не дожидаясь вмешательства инквизиции, сожгли обвиняемых. Пьер де Ланкр, судья по делу баскских ведьм в 1609 г., полагал, что в Наварру ведовство проникло из Пеи-де-Лабур, и предпочитал собственное суровое обхождение с французскими ведьмами более снисходительному (на его взгляд) обращению с ведьмами испанскими. Испанская инквизиция пересмотрела свой скептицизм последних 75 лет и решила объединиться с короной и епископами в крестовом походе против пособников сатаны. И всё же просвещённое мнение возобладало, и 26 марта 1611г. Суприма вернулась на прежние позиции и издала «Эдикт милосердия», согласно которому назначалось время, когда можно было покаяться, не опасаясь наказания. Собирать показания и выслушивать признания направили Алонсо Салазара. Отчёт Салазара не содержал прямого отрицания ведовства, и всё же осудить на основании изложенных в нём фактов кого бы то ни было не представлялось возможным, что и привело к очередному сокращению ведовских процессов в Испании. Отдельные судебные разбирательства имели, правда, место в 1622, 1637, 1640 и 1641 гг., но приговоров не последовало. Суприма продолжала выносить снисходительные приговоры, а то и вовсе отзывать обвинения, иногда открыто противореча распространённому заблуждению, как в 1641 г., когда ею был назначен специальный инквизитор расследовать дело участников избиения предполагаемых ведьм. В последующие несколько десятков лет имело место всего шесть ведовских процессов, но после 1611 г. ни одного человека за ведовство не казнили» («Бич и молот»).

В целом в Новое Время в католическом мире как церковные, так и светские власти активно способствовали росту истерии вокруг поисков «ведьм, поклоняющихся дьяволу»:

«Проходившие процессы и казни не были бы, конечно, возможны без их постоянного инициирования церковными и гражданскими властями. За буллой «Стремящиеся к высшей власти» 1484 г., которую называют песней войны против ада, последовали другие святейшие указы в том же духе. В 1500 г. Александр VI пишет приору Клостернсбурга и инквизитору Инститорис, чтобы знать о положении вещей в борьбе с колдовством в Моравии и Богемии. В 1513 г. Юлий II повелевает инквизитору Кремоны быть суровее с теми, кто поклоняется Сатане и в злых целях использует облатку. В 1521 г. Лев X угрожает венецианскому сенату отлучением, если тот будет чинить препятствия инквизиторам в их борьбе против колдовства в Брешии и Бергамо <…> Краткий обзор гражданского судебного дела в Империи, Нидерландах и Англии подтверждает ожесточение государства в отношении колдовства в XVI и начале XVII века. В 1532 г. Карл V издает «Государеву кару», три главы которой посвящены колдовству. Глава XVII посвящена чарам и тем, кто использует книги, спички, странные формулы, подозрительные предметы или ведёт себя необычным образом — их можно задержать и подвергнуть пытке. Глава III касается цели допроса: следует выяснить как и когда занимаются колдовством, используют ли отраву или магический порошок, бывают ли на шабаше и вступили ли в сговор с дьяволом» (Жан Делюмо, «Ужасы на Западе»).

Католические и протестантские «борцы с ведьмами» взаимно влияли друг на друга: «Наконец, как католическая, так и протестантская вера не только имела теоретиков охоты на ведьм (кальвинист Дано, шотландский король Иаков VI — позже Иаков I английский, лютеранин Карпцов), но они оказывали также взаимное влияние: католик Бинцфельд цитирует протестантов Дано и Эрастуса; голландец Ветиус и немец Карпцов ссылаются на Дель Рио и «Молот ведьм»; «Демономания» Бодэна переиздана на латинский голландским кальвинистом» (Жан Делюмо, «Ужасы на Западе»).

Но католические «борцы с ведьмами» вроде авторов «Молота ведьм» очевидным образом первичны по отношению к протестантским (поскольку протестантизм развился как ересь внутри католической церкви) — протестанты лишь развивали идеи, уже сформировавшиеся у католиков:

«Суд 1459 г. слушал дело вальдейцев [вальденсы — прото-протестантское еретическое учение] Арраса. Двое обвиняемых под пыткой признались, что видели на шабаше властей города. Следствие вели инквизитор города и два доминиканца, убеждённые, что каждый третий христианин — колдун. 32 обвиняемых под пыткой признали своё участие в шабашах и скрепили свои показания подписью. 18 из них были сожжены на костре, но в момент смерти они отреклись от своих показаний. В июне 1491 г. со всех было снято обвинение. Запоздалое раскаяние! А между тем растёт страх перед колдунами как в религиозном, так и светском судах. В конце XV в. верхняя Германия и епархия Комо стали театром, где разыгрывалась настоящая охота на подручных Сатаны.

В то же время множатся зажигательные призывы к гонениям. С 1320 по 1420 год вышло 13 трактатов о колдовстве; с 1435 (дата появления «Пропасти» Нидера, приора доминиканцев в Бале) по 1486 год (год выхода в свет «Молота ведьм») таких трактатов было уже 28. «Пропасть» описывает гонения в Швейцарии под руководством инквизитора Пьера Бернского и делает следующее заключение: колдуны и колдуньи наводят порчу, вызывают бурю, губят урожай, поклоняются Люциферу и летают на шабаш. Женщины-маги особенно преуспевают в приготовлении любовных напитков, похищении детей и людоедстве. Все они — члены тайного общества, отрицающего Бога. «Пропасть» была первым произведением, в котором особо подчеркивалась роль женщин в колдовстве.

Эта тема пятьдесят лет спустя будет доведена в «Молоте ведьм» до степени наваждения. «Молоту ведьм» предшествовала булла Иннокентия VIII «Стремящиеся к высшей страсти» (1484 г.), которая свидетельствует, что трудная жизнь того времени (эпохи Возрождения) заставила папу больше думать об усилении гонений на ведьм в Германии, чем о религии. Текст буллы был по сути отражением наваждений немецких инквизиторов, которым всюду мерещились порча, отречение, мужские и женские демоны. Авторы «Молота ведьм» поместили папскую буллу в начале книги. Её часто и ошибочно исключают из демонической литературы, по сути она является одним из звеньев адской цепи. В ней содержатся умолчания и пропуски, ничего не говорится о шабашах и очень мало о сговоре с Сатаной, дьявольском знаке и сборищах ведьм. Но более чем какое-либо другое произведение эта книга способствовала приравниванию народного ведовства к ереси, соединяя воедино светское и духовное преступления, вовлекая гражданские суды в репрессивный процесс. С другой стороны, впервые так четко было сказано, что дьявольские общества состоят в основном из женщин. И, наконец, системность книги, методология дознания и суда превращали эту книгу в рабочий инструмент первостепенной значимости для пользователей: на неё могли ссылаться судьи при ведении соответствующих дел. Этим объясняется её успех, которого не знало ни одно издание по демонологии ни до, ни после: 14 переизданий с 1487 по 1520 год» (Жан Делюмо, «Ужасы на Западе»).

Христианство, как и другие авраамические религии, традиционно осуждало занятие магией. Однако сама концепция ведовства как тайного общества, руководимого непосредственно дьяволом, которому оно и поклоняется — «заслуга» именно католической церкви, методично обвинявшей еретиков, таких как катары и вальденсы, одновременно в занятиях магией и поклонении дьяволу (с целью их дискредитации). Слово «вальденс» даже стало синонимом для обозначения колдуна[6]:

«Начиная с 1428 г. «вальденсами» все чаще именовали не столько еретиков, сколько людей, уличённых в колдовстве, и за последующие десять лет термин практически полностью изменил своё значение. А понятие «шабаш» закрепилось за ночными сборищами колдунов, прежде именовавшимися, как следовало из различного рода документов, «синагогою» <…> Похоже, между клириками существовало своеобразное соревнование, кто лучше и выразительнее напишет о ведьмах; Евгений IV, пробывший папой с 1431-го по 1447 г., в 1449 г. использовал для обозначения колдунов, состоявших в связи с дьяволом, латинский термин Waldenses (вальденсы) <…> Во всяком случае, отныне дьявол непременно присутствует и в сочинениях специального характера, и в искусстве, а главное, в судебном процессе, о чем свидетельствует знаменитый процесс в Аррасе. В конце правления Филиппа Доброго (ум. в 1467) Нидерланды, похоже, стали испытательным полигоном для колдовской модели, разработанной в Савойе. Арестованных по-прежнему обвиняли в приверженности учению Пьера Вальда, однако отныне термином «вальденсы» стали обозначать колдунов, вступивших в сговор с дьяволом» (Робер Мюшембле, «Очерки по истории дьявола: XII-XX в.»).

Того же мнения о религиозных предпосылках охоты на ведьм придерживается и Герд Шверхофф, исследование которого я уже цитировал выше по тексту:

«Таким образом, время и место зарождения веры в ведьм определяется всё чётче: она возникла в 30-40-е годы XV столетия в западно-альпийских областях — в Савойе, Дофине, Пьемонте и Западной Швейцарии. Как правильно отмечал ещё Ханзен, очень важно то обстоятельство, что многочисленные процессы против вальденсов, проходившие в этих местах, образовали связующее звено между еретичеством и ведовством».

Однако обвинения XV века в адрес вальденсов вовсе не являлись чем-то новым, а, напротив, лишь развивали уже сложившиеся до того практики католической церкви в отношении еретиков и других нежелательных элементов, направленные на их демонизацию в глазах паствы, появившиеся в позднем Средневековье по мере противостояния Папства и еретиков:

«Христианские императоры IV в., затем Юстиниан на Востоке, а на Западе — Хильдерик III, Карл Великий и Карл Лысый ввели строгое наказание за занятие магией. В то же время Соборы неустанно запрещали магию. Однако Церковь позднего средневековья была милосердна и призывала к сдержанности в отношении виновных, которым следовало сохранить жизнь хотя бы для того, чтобы они могли раскаяться (из письма Льва VII немецкому архиепископу); точно так же не следовало преследовать невиновных женщин под предлогом разразившейся грозы или эпидемии (письмо Григория VII датскому королю). В епископальном руководстве, составленном около 906 г., по заказу архиепископа Тревского, — известном «Епископальном каноне», — старинное поверье о ночных скачках, в которых участвуют женщины, поклоняющиеся культу Дианы, признавалось вымыслом. Верить этим домыслам — значит дать обмануть себя дьяволу, но, поскольку речь идет о вымысле, то суровость излишня. Итак, учитывая, что большинство населения оставалось язычниками и, несмотря на суровость законов, теоретически запрещающих занятие магией, церковные власти в позднее средневековье проявляли в этом вопросе достаточно здравомыслия или, во всяком случае, прагматизма. Положение изменилось в конце XII в. под влиянием взаимосвязанных причин: во-первых, признание еретиками альбигойцев и вальдейцев, во-вторых, неудержимое желание обратить всех в христианство, которое проповедовалось и распространялось странствующими монахами. О беспокойстве в церковных кругах можно судить по развернувшейся дискуссии на IV Латранском Соборе, который вынес решение об обязательном ежегодном причастии и исповедании, ужесточил сегрегацию евреев и обязал епископов под угрозой низложения преследовать и карать еретиков. Затем, когда катары на юге Франции были побеждены, Григорий IX назначил в 1231 г. первым официальным инквизитором Германии Конрада Марбургского, потрясающего аскета и фанатика, который в течение полутора лет, вплоть до своей насильственной кончины, терроризировал Эрфурт, Марбург и долину Рейна. Только после его смерти погасли костры инквизиции. Но по его настоянию папа издал две буллы (в 1232 и 1233 гг.), в которых перечислялись все злодеяния еретиков, против которых боролся Конрад. Как полагали инквизитор и святейший папа, существовало тайное общество, в котором обряд посвящения требовал от вступающего поцеловать зад чёрной кошки и жабы и принести поклонение бледному, худому и холодному как лёд человеку. На этих дьявольских сборищах поклонялись Люциферу, предавались сексуальным оргиям, а на Пасху ели облатку — тело Спасителя — и выплевывали её в помойку. Так был обрисован тип культа, который получил вскоре название «шабаша», и антирелигия, угрожающая и противостоящая христианству. Однако преемники Григория IX не были так решительно настроены против демонических тайных обществ. В 1275 г. Александр IV не полностью удовлетворил требование доминиканцев на право инквизиции колдовства, и согласился лишь в том, что оно явно связано с ересью. Это было борьбой в тылу, так как рос страх перед дьявольской силой» (Жан Делюмо, «Ужасы на Западе»).

Как видим, сама концепция «шабаша» первоначально была направлена именно против еретических движений, угрожавших власти католической церкви, а не против абстрактных «ведьм»[7].

Само слово «шабаш» появилось на юге Франции, в Лангедоке, где ведовские процессы были инициированы инквизицией, боровшейся там же с ересью катаров:

«В этой атмосфере смуты и слухов о колдовстве Иоанн XXII, посоветовавшись с настоятелями орденов, богословами и епископами, издал в 1326 г. в Авиньоне буллу «Выше его воззрения». Отныне колдуны считались еретиками и инквизиция получала право их преследовать. Маги отвратили лик от истинной веры, поклоняясь дьяволу, вступив с ним в сговор и общаясь с демонами при помощи зеркал, перстней и снадобий. Христианам было отпущено восемь дней, чтобы отречься от Сатаны, прекратить занятие колдовством и сжечь книги по магии. Так сформулировалось опасное уравнение злодейство = дьявольское колдовство = ересь и замкнулся треугольник, внутри которого вскоре запылали костры инквизиции <…> Позднее, в XIV в., деятельность инквизиции против колдовства была упорядочена как в теоретическом плане, так и на практике. В процессах над тулузскими ведьмами 1330—1340 гг. впервые было произнесено слово «шабаш». Имея опыт борьбы с катарским дуализмом, инквизиторы Лангедока под пыткой вынудили обвиняемых к признанию и противопоставили истинной Церкви ночную антицерковь, которая поклоняется Сатане, принимающему козлиное обличье, отрицает Христа, оскверняет облатку, нарушает спокойствие кладбищ и предается оргиям. Дьявольские сборища, против которых в XIII в. выступал Конрад Марбургский, теперь получает одиозное название «шабаш». Несколькими годами позже — в 1376 г. — Николау Эймерих в течение 12 лет исполнявший должность генерального Инквизитора Арагона, записал и упорядочил опыт своей деятельности в виде руководства для пользования собратьев по вере. Его «Руководство инквизитора» напоминает «Крепость веры» ярого антисемита Альфонсо де Спина. Эймерих считает, что гадание на картах и по линии судьбы на руке не является еретическим действом. Ересью считается все, что связано с демонами. Поклонение им на шабашах или в других местах считается культом единого бога, если же в них видят божественных посредников, то это культ святых. Заклинание силами ада также еретично, при этом используются магические знаки, фигуры и действия. Таким образом, все было готово для начала охоты на ведьм: разрешение получено, процедура упорядочена, преступления уточнены. При этом все смешалось — ведьмы, катары, колдуны, вальдейцы» (Жан Делюмо, «Ужасы на Западе»).

Примечания

[1] https://dzen.ru/a/YWg5-JHplhW32h1e?share_to=link
[2] «С момента победы Реформации жестокие гонения отмечены также в Шотландии (1560 г.)» (Жан Делюмо, «Ужасы на Западе»). Делюмо приводит данные о 4400 казнённых.
[3] Делюмо сообщает о 132 казнённых. Впрочем, даже в кальвинистской Женеве смертной казнью закончились лишь 27,7% судебных дел о ведовстве, в то время как в католических Франш-Контэ, Люксембурге, Намюре смертной казнью заканчивалось более 60% дел.
[4] «В Германии XVI—XVII вв. выделяются области с низкой и высокой интенсивностью преследований. Г. Шорман локализует центральную зону охоты на ведьм в Германии в самой территориально раздробленной ее части — она охватывает Юго-Запад за исключением Вюртемберга, район Рейна-Мозеля, части Гессена … Вестфалию, саксонские герцогства и Франконию. Контраст ей составляют крупные территориальные образования, такие как Юлих-Клеве-Берг, вельфские княжества, курфюршества Бранденбург, Саксония и Бавария» (Герд Шверхофф, «От повседневных подозрений к массовым гонениям»). Стоит отметить, что Вюртемберг, вельфские княжества, Бранденбург и Саксония исповедовали протестантизм. Впрочем, в вышеупомянутой статье приводится и примеры обратного: «В католической Баварии, например, проводилась умеренная линия, а в реформированном графстве Липпе, в городе Лемго, прошло более четырехсот процессов с очень высоким процентом смертных приговоров».
[5] Впрочем, объективности ради, в Швейцарии, в отличие от юго-западной Германии, в кальвинистском кантоне Вод смертной казнью заканчивалось 90% (!) ведьмовских процессов, в то время как в католическом Фрибурге — всего лишь 33%.
[6] Возможно, далеко не случайно то, что в пьесе английского драматурга второй половины XVI века Кристофера Марло «Трагическая история доктора Фауста» одного из двух наставников легендарного Фауста в искусстве чёрной магии (изучение которой заканчивается для него продажей души дьяволу) зовут Вальдес (вальденс?).
[7] Ещё орлеанских каноников, осуждённых за ересь в 1022 году, более поздние авторы обвиняли в поклонении дьяволу, разврате и принесении в жертву детей.