О фундаментальной ложности «пари Паскаля»

В своё время французский математик и философ Блез Паскаль, глубоко верующий католик, сформулировал так называемое «пари Паскаля», своеобразный аргумент в пользу веры в Бога. Звучит этот аргумент следующим образом — вера в Бога хотя и ограничивает человека в некоторых сторонах его жизни, но потенциально, в случае своей истинности, сулит вечную награду после смерти. Неверие в Бога хотя и освобождает от религиозных ограничений, но ничего ему не даёт, а в случае своей ошибочности сулит вечное наказание. В таком случае даже с чисто корыстной точки зрения верить в Бога выгоднее, чем не верить.

В этом рассуждении, разумеется, присутствует элементарная логическая ошибка, на которую неоднократно указывали критики рассуждения Паскаля — Паскаль отождествляет веру в Бога как таковую с верой в христианского Бога (замечу, что верующие в различные религии вообще склонны рассматривать философские аргументы в пользу существования некого абстрактного Бога-Творца как аргументы в пользу существования именно «своего» Бога). Между тем, и по сей день в мире существует множество догматических религий, ожесточённо конкурирующих друг с другом (христианство и ислам, индуизм и буддизм), и с точки зрения догматов одних этих религий приверженцы других, скорее всего, попадут в ад за неверие. Идея, что иноверец может попасть в рай, есть в иудаизме — но и там в рай может попасть лишь соблюдающий так называемые «7 заповедей Ноя», включая единобожие и запрет идолопоклонства; кроме того, иудеи спорили о том, не является ли поклонение христиан Троице идолопоклонством. Наконец, даже внутри одной религии существуют различные конкурирующие направления, представители которых часто обвиняют друг друга в извращении основ веры. Итак, оказывается, что выбор «правильной» религии среди иных «неправильных» превращается в лотерею с сомнительными перспективами.

Разумеется, в религиозной парадигме это означает (если встать на точку зрения приверженца той или иной конкретной религии), что конкурирующие религии с высокой вероятностью являются в самом лучшем случае плодом заблуждения, а в худшем — результатом прямой инспирации со стороны злых сил (см. отношение приверженцев авраамической религии к язычеству, например). То есть даже с религиозной точки зрения большинство (конкурирующих) религиозных традиций в той или иной степени являются «обманкой», что придаёт «пари Паскаля» в его классической версии довольно специфический привкус (можно ли верить обещаниям и угрозам возможного обманщика?).

Конечно, в современном мире в религиозной жизни существуют и развиваются экуменические тенденции — идеи из серии «все религии ведут к одному Богу». Но этот тезис выглядит крайне сомнительно — очевидно, что авраамические религии (мыслящие Бога как трансцендентное начало, внешнее по отношению к нашему миру), зороастризм (исходящий из концепции наличия двух противоборствующих сверхъестественных начал, доброго и злого), язычество и индуизм (рассматривающие Бога как силу, имманентную нашему миру, или обожествляющие различные стихии мира) и буддизм (в целом отрицающий концепцию Абсолютного Бога, за что буддизм часто называют «атеистической религией») исходят из принципиально разных представлений о высших силах и устройстве мироздания. Стоит отметить, что в прошлом существовала ещё одна религиозная система, чей взгляд на мир принципиально отличался от всех остальных — гностицизм, приверженцы которого считали, что материальный мир создан и управляется злыми силами, а истинный Бог не только находится вне мира, но и непричастен к нему (остатки гностиков, так называемые мандеи, и по сей день живут на Ближнем Востоке). Она абсолютно несовместима с любой другой религиозной системой, в связи с чем подвергалась повсеместному преследованию со стороны иноверцев.

Но «пари Паскаля» легко может быть оспорено не только с научной, но даже с чисто религиозной точки зрения. Дело в том, что религиозные мыслители много спорили о том, как соотносятся в жизни (в том числе — в вопросе посмертного спасения души) свобода воли и божественное предопределение. Если католицизм — «родная» религия самого Паскаля — в этом вопросе склоняется к синергизму, то есть к идее о том, что посмертное спасение человека зависит не только от воли Бога, но ещё и от его собственных усилий, то во множестве других религиозных течениях, таких как язычество (см. общий фатализм языческого мировоззрения, выраженный, например, в истории царя Эдипа), гностицизм, индуизм, ислам и ряд направлений протестантизма, выражены тенденции к детерминистическому толкованию вопроса спасения и погибели души. В детерминистской парадигме (характерной, как видим, далеко не только для части сторонников атеизма) само «пари Паскаля» становится бессмысленным по сути своей. Отдельно стоит упомянуть о том, что даже придерживающиеся синергизма направления в христианстве считают, что есть преступления против Бога, после которых у грешника не остаётся надежд на спасение (к числу подобных относится, например, хула на Святого Духа).

Ведь уже размышление в русле концепции существования (активного, награждающего и наказывающего) Бога или богов само по себе ставит под сомнение концепцию свободы воли, в одной лишь парадигме которой и возможен рациональный выбор, на идее которого стоит «пари Паскаля». В нерелигиозной парадигме, несмотря на все ухищрения приверженцев детерминизма, невозможно полностью и убедительно опровергнуть идею свободы воли или, по крайней мере, свободы выбора — в рамках которой человек имеет возможность выбирать между различными решениями. Однако введение в модель мироздания Бога и иных сверхъестественных сил (например, дьявола) предполагает или полное отсутствие свободы воли, или, по крайней мере, серьёзное её ограничение. Не случайно в языческой древней Греции концепцию свободы воли отстаивали эпикурейцы, которые отрицали если не существование богов, то их активное участие в жизни человека.

Концепция трансцендентного Бога как находящегося вне временного потока (а все акты проявления свободы воли осуществляются именно во времени), в вечности, при доведении её до логического конца создаёт дополнительные помехи идее свободе воли. Характерно, кстати, что религиозные авторы иногда прямо рекомендуют верующим поменьше рассуждать, к примеру, о соотношении времени и вечности (возможно, потому что внимательные рассуждения на эту тему навели бы верующих на «неблагочестивые» мысли) — взять хотя бы «Расторжение брака» за авторством Клайва Льюиса:

«— Сынок, тебе сейчас не понять вечности. Давай сравним это с земной жизнью, там ведь то же самое. Когда добро и зло созреют, они обретают обратимую силу. Не только этот город, но и вся жизнь — ад для погибших. Люди на земле этого не понимают. Они говорят о временном страдании: «этого ничто не изгладит», и не знают, что блаженство окрасит и преобразит всё прошлое. Они говорят о греховной усладе: «я согласен на любую цену», и не ведают, что погибель обращает в боль усладу греха. И то, и это начинается в земной жизни. Прошлое святого преображается, — раскаянный грех и ушедшая скорбь окрашиваются красками рая. Прошлое нечестивца уходит во мрак. Вот почему, когда здесь взойдёт солнце, а там, внизу, настанет ночь, блаженные скажут: «мы всегда были в раю», погибшие — «мы всегда были в аду». И никто не солжёт <…>

— Неужели можно выбрать после смерти? Мои друзья католики удивятся: для них ведь души чистилища уже спасены. Удивятся и протестанты: для них ведь смерть закрывает выбор.

— Быть может, и те и другие правы. Не мучай себя такими мыслями. Ты не поймёшь соотношения между временем и выбором, пока не выйдешь за их пределы».

Стоит отметить, что в некоторых религиозных направлениях прямо предполагается, что высшие силы могут намеренно ввести человека в соблазн и обречь его не только на физические страдания (см. библейскую историю «пари» Бога и дьявола на счёт Иова), но и на духовную гибель. Например, в индуизме считается, что одним из аватаров Вишну (Бога) являлся Будда — Вишну пришёл в его обличии для того, чтобы посредством проповеди буддизма (который индуисты рассматривают как лжеучение) погубить «демонических личностей». Элементы подобных представлений встречаются и в авраамических религиях — например, в идее, что Бог может искушать людей посредством лжепророков: «Если восстанет среди тебя пророк, или сновидец, и представит тебе знамение или чудо, и сбудется то знамение или чудо, о котором он говорил тебе, и скажет притом: «пойдём вслед богов иных, которых ты не знаешь, и будем служить им», — то не слушай слов пророка сего, или сновидца сего; ибо чрез сие искушает вас Господь, Бог ваш, чтобы узнать, любите ли вы Господа, Бога вашего, от всего сердца вашего и от всей души вашей» (Втор. 13:1-3). Можно привести и другие примеры подобных рассуждений.

Кроме того, Бог в картине мира абсолютного большинства мировых религий позиционируется как «сердцевидец» — тот, кто знает истинные помышления человеческого ума в полной мере — то есть гораздо лучше, чем мы сами знаем о своих помыслах. Но если Бог знает о них лучше нас, а мы на их счёт можем даже искренне самообманываться, то это опять же ставит под вопрос озвученную Паскалем концепцию вознаграждения — ведь даже если мы уверуем в Бога, у нас нет гарантий, что наша вера окажется в полной степени «подходящей» для Бога. Сама по себе вера в Бога не может быть гарантией рая.

На мой взгляд, в «пари Паскаля» проявляется характерное внутреннее противоречие религиозной картины мира, извечное и неустранимое — с одной стороны, она требует любить Бога бескорыстно, не ради наград или отсутствия наказаний, а с другой стороны, постоянно подчёркивает то, что, мол, без Бога человека за гробом ждёт вечная участь хуже смерти. В итоге, когда дело доходит до убеждения, оказывается, что по-настоящему пронять критически настроенного оппонента можно только адом (желательно — вечным) — сами по себе «рай и любовь Бога» на фоне улучшения жизни современных людей смотрятся по сравнению с Древним Миром или Средневековьем уже менее соблазнительно.

Тут стоит перейти к критике другого утверждения, содержащегося в «пари Паскаля» — что атеист ничего не получает от своего атеизма. Само по себе оно, во-первых, не является доводом против атеизма — ведь истинность некого суждения не зависит от того, выгодно оно тебе или нет. Во-вторых, атеист посредством своего безбожия по крайней мере может приобрести психологический комфорт (в то время как на религиозной почве — впрочем, не только на ней — возможно возникновение различных психозов, хотя, конечно, это не является аргументом против религии как таковой) — освобождение от страха перед сверхъестественными силами (причём далеко не только благими), в представлении верующего управляющими, полностью или в значительной степени, человеческой жизнью. Конечно, подобная постановка вопроса является довольно меркантильной и даже циничной — как, впрочем, и формулировка «пари Паскаля», в которой необходимость поклонения Богу обосновывается в первую очередь через категории награды и наказания.

Наконец, есть и более тонкие соображения в пользу наличия «выгоды» у приверженности атеизму, не сводимые к чисто меркантильным соображениям вроде психологического комфорта. Дело в том, что признание Бога не просто добром, а Абсолютным Добром — что логически вытекает из религиозной картины мира — означает психологическую готовность признавать «абсолютным добром» всё то, что творится Богом (а нередко — конкретными людьми от имени этого Бога). Причём если решения мирских властей хотя бы постфактум могут быть осуждены и признаны ошибочными, то решения Бога в религиозной картине мира пересмотру не принадлежат принципиально (классический пример — библейский сюжет о приказе Яхве истребить народы Ханаана, примечательный независимо от того, имело ли место такое истребление на самом деле).

Этот вопрос я уже рассматривал на примере «Потерянного Рая» Мильтона:

“По сути такая картина мира представляет из себя замкнутый круг — Бог в силу наибольшей причастности бытию и наибольшего совершенства мыслится как Абсолютное Добро, а все поступки Абсолютного Добра в итоге рассматриваются как хорошие, какими бы они не были (правда, этот критерий верующие обычно применяют к своим богам, а не к чужим, критикуя представление о Боге других религий за моральное несовершенство). Наиболее ярко эта идея сформирована в концепции «божественной свободы» Уильяма Оккама.

В рамках подобной парадигмы содержательный разговор о добре и зле применительно к «Абсолютному Добру» становится, в сущности, невозможным. Существуют разные этические системы, но сейчас обычно тот или иной поступок оценивают по тому, каков он (что он из себя представляет сам по себе и какой он цели служит), а не кто его совершил. Можно сказать, что кто-то добр, но если сказать, что кто-то — Абсолютное Добро, это означает, в сущности, — что бы тот не творил — всё будет в высшей степени заслуживать похвалы. В рамках этого представления о добре объявляются превратными любые человеческие представления о добре, несовместимые с ортодоксией.

Как формулирует на этот счёт Мильтон — «Только Бог // Умеет верно, и никто иной, // Судить о благе». Но, по сути, такой приём является своего рода понятийным жульничеством — когда под «добром» подразумевается «Абсолютное Добро», каким бы оно не было. Это сравнимо с тем, как если бы кому-то, обещая мясные консервы, дали бы банку огурцов, после чего заявили бы, что эти огурцы — мясо «в высшем смысле слова».

У того же Мильтона это проявляется очень выпукло. О Сатане сказано:

Провиденье
Дало ему простор для тёмных дел
И новых преступлений, дабы сам
Проклятье на себя он вновь навлёк

Проще говоря, в представлении Мильтона, Бог позволил Сатане беспрепятственно покинуть сперва огненное озеро, а потом Ад в целом, и искусить Адама и Еву (которые в противном случае вечно наслаждались бы безбедной жизнью в Эдеме) только для того, чтобы окончательно погубить самого Сатану (и бессчётное множество обманутых им людей) — и именно через это, по мнению Мильтона, проявляется «Благодать, без меры и границ, // От Зла родить способная Добро // И даже Зло в Добро преобразить!»”.

В рамках этой картины мира речь идёт, по сути, о «моральной лицензии», когда всё, сделанное Богом, объявляется правильным просто потому, что он — Бог.

В этом плане атеизм — не только в смысле неверия в сверхъестественные силы, но и в смысле отрицания «моральной лицензии» безотносительно существования или несуществования Бога — даёт человеку как минимум свободу (или, по крайней мере, возможность таковой) от целого ряда идеологических манипуляций. Напротив, распространение мировоззрения, в рамках которого подобная «моральная лицензия» существует (и нередко используется для обоснования тех или иных сомнительных социальных практик — вроде кастовой системы в индуизме, например), в подобной системе координат может быть оценено отрицательно независимо от его истинности.

Пожалуй, хорошая иллюстрация вышеописанного принципа «моральной лицензии» — одно место из рассказа Клайва Льюиса «Баламут предлагает тост», а именно рассуждения падшего ангела Баламута: «Где Генрих VIII, где Фарината, пускай хотя бы Гитлер? Тут было что поесть, было что истерзать! Какая злоба, какая жестокость, какой эгоизм». Не совсем ясно, отражает ли это рассуждение позицию самого Льюиса (хочется верить, что всё-таки нет — как-никак, рассуждает бес), но примечательно, что в один ряд с такими тиранами, как Генрих VIII Тюдор и Гитлер, Льюис помещает члена партии гибеллинов (сторонники императора и противники Папства) Фаринату дельи Уберти, вся «вина» которого состояла, насколько известно, в безбожии. Найти «злобу, жестокость и эгоизм» уровня этих тиранов у Фаринаты представляется затруднительным с учётом того, что некогда Фарината отговорил своих соратников от идеи разрушить побеждённую Флоренцию (за что соотечественники позднее отплатили ему чёрной неблагодарностью):

«На этом съезде все окрестные города и бароны, графы Гвиди и Альберти, Сантафьоре и Убальдини пришли к единодушному выводу, что для блага гибеллинской партии необходимо полностью разрушить Флоренцию и расселить её жителей, так чтобы и память о её былой славе и владениях развеялась. При обсуждении этого плана против него выступил храбрый и мудрый рыцарь мессер Фарината дельи Уберти<…> и с помощью мудрых доводов показал на этой поговорке, сколь безумны были их речи и какие беды и опасности могли от этого случиться и что даже если он останется в одиночестве, то всё равно будет защищать Флоренцию с оружием в руках, пока жив. Услышав это, граф Джордано оставил своё намерение, зная об уважении, которым пользовался мессер Фарината, и о многочисленности его сторонников, ибо в противном случае мог произойти раскол партии гибеллинов. На съезде было принято другое решение, и, таким образом, благодаря мужеству своего гражданина наш город избежал разрушения и гибели. Однако впоследствии народ Флоренции забыл об оказанной ему услуге, проявив неблагодарность по отношению к мессеру Фаринате, к его роду и семейству, о чём будет речь впереди. Но, невзирая на короткую память неблагодарного народа, следует отметить и похвалить доблестного и благородного гражданина, поступившего подобно древнеримскому Камиллу, о котором рассказывают Валерий и Тит Ливий» («Новая хроника» Джованни Виллани, книга шестая).

Если для некого загробного судилища человек, спасший родной город от уничтожения собственными соратниками и выразивший готовность для спасения родины стоять против всего мира (и тех самых людей, что прежде были его ближайшими товарищами), сравним с тираном уровня Гитлера или даже хуже (Баламут у Льюиса говорит «даже Гитлера» — видимо, Фарината по этой логике его превосходит) исключительно по факту отрицания этого загробного судилища или его авторитета — то подобное судилище едва ли заслуживает какого-либо уважения даже под угрозой вечных мук.

Наконец, сама постановка вопроса Паскалем в рамках его «пари» предполагает, в сущности, религиозную систему координат, исходящую из представления о том, что посмертное существование (награда и наказание в нём) важнее прижизненного. Но, строго говоря, этот тезис невозможно рационально обосновать вне религиозного мировоззрения. Земное существование с его невзгодами и радостями — реальность, данная человеку в ощущениях. О рае (даже если он и существует) мы, в сущности, ничего толком не знаем, кроме того, что там людям будет очень хорошо (также, как в аду всё очень плохо).

В Новом Завете сказано, что «в воскресении ни женятся, ни выходят замуж» (Мф. 22:30). В раю, по-видимому, нет времени — ведь автор Откровения Иоанна Богослова, описывая Апокалипсис, говорит, что «времени уже не будет» (Откр. 10:6). Апостол Павел, описывая своё состояние, писал, что «уже не я живу, но живёт во мне Христос» (Галат. 2:20). Даже если принять на веру все религиозные догматы, то нельзя уверенно сказать о том, что личность человека в раю (при подобном масштабе трансформации всей человеческой природы) тождественна личности человека, стремящегося попасть в рай — по сути речь идёт о существовании, отличающемся от земной жизни буквально всем. В этой связи, конечно, крайне иронично, что верующие обычно осуждают трансгуманизм.

В завершение стоит отметить, что «пари Паскаля» со стороны его автора изначально содержало элемент обмана (сознательного или бессознательного). Дело в том, что пари Паскаля исходит из идеи свободы воли человека — однако сам Паскаль принадлежал к янсенизму, течению внутри католицизма, стоявшему на позициях радикального августинизма с его идеей господства принципа божественного предопределения над принципом свободы воли. В своих «Письмах…», содержащих апологию янсенизма, Паскаль доказывал, что божественная благодать, необходимая для спасения, дана не всем людям и даже не всем праведникам (имеющим способность исполнять заповеди Бога).

Однако в подобной парадигме содержательное обсуждение предложенного им пари невозможно — ведь тогда оказывается, что спасение зависит не от собственных усилий или даже веры человека, а исключительно от воли Бога.