Положим, вы держите небольшую ферму где-нибудь в провинции. Ну там, утки-свиньи-овёс. Не сильно жируете, но на жизнь хватает. И всё бы ничего, однако бандиты. Натурально шляющиеся по всем дорогам бандиты. Свои бандиты — но эти ещё ладно — так ведь вдобавок понаехавшие. И их с каждым днём все больше. Что тут делать? Нужна крыша. Хочешь не хочешь, а нужна.
Кажется, что это ситуация вам знакома? Вы даже можете назвать период и место: романтические девяностые и какой-нибудь Краснодарский край. Что ж, может быть. Но мы вообще-то имели в виду какую-нибудь Галлию, века этак пятого. А так да, всё очень похоже. Только у нас дальше разгула бандитизма дело не пошло, а там пошло: именно так благодарное человечество получило феодализм.
Вышеописанным способом пришли к феодализму земли Западной Римской империи. Могучим объединяющим началом нового строя послужили отнюдь не варвары со своими варварскими королевствами — те как раз наоборот, всеми силами цеплялись за роскошь уходящего миропорядка, такого милого сердцу вождей и королей.
Если вся власть от Бога, ты — король именно в современном смысле этого слова. Однако от современного смысла королей отделяли многие столетия. Как ни старался, например, Теодорих сохранить прежние порядки, даже для самой Италии, где когда-то располагалось самое сердце Римской империи, всё было кончено. В провинциях же вообще бушевал ад войны всех против всех.
В такой ситуации вышеописанному абстрактному фермеру, разумеется, приходилось искать себе крышу, да попрочнее. Вариантов было два: стать под какого-нибудь варвара, у которого есть военная власть, но, соответственно, нет земли, или под своего брата-римлянина, который имеет какой-никакой отряд самообороны и укреплённое поместье. Понятно, что для наиболее прочной крыши идти желательно под короля или крупного латифундиста — и силы, и влияния у них побольше, чем у мелких вождишек и землевладельчишек. Или можно ещё к монастырским пойти — у монастырей стены крепкие, золото есть, нанимать воинов они могут, да и среди самих монахов бывших бойцов полно.
И понятно, что переход под чью-то длань надо бы закрепить так, чтоб все о нём знали: «вот, я хожу отныне под Гришей Поселковым, и вы, бандиты Антохи с Заречного Района, меня не тронь». Потому в огромных количествах заключаются договоры.
Договоры разные, но суть одна: «Достопочтенному господину и во Христе отцу, аббату монастыря такого-то. Известно, что такой-то, ныне покойный, всё, что имел в местечке таком-то, подарил такому-то монастырю, церкви такого-то святого и просил, чтобы после него сыновья его до смерти имели эти земли и чинш платили, а именно столько-то вон того и столько-то вот этого. В настоящее время сын его такой-то обратился с просьбой, чтобы означенные земли по его смерти сыновьям его были уступлены в пожизненное пользование. На это мы изъявили своё согласие, с условием, чтобы означенный такой-то ежегодно чинш свой соответственно платил в большем размере, а именно столько-то вот такого и столько-то вот эдакого».
В рамках такого рода отношений, называемых «прекарием», вы как бы отдаёте всё своё имущество и за право дальше сидеть на ранее вашей земле платите то-то и то-то. Если же отношения оформлены в форме коммендации, присовокупляете к этому homo de corpore — т.е. «самое себя». Причём, опять же, платить можете как имуществом — деньгами, частью продукта или непосредственно работой — так и обязанностями.
Кстати, не путайте обязанности с работой. В те времена это — две большие разницы. К примеру, обязательство подковывать лошадь — это работа. А вот подковывать лошадей за справедливую плату — это обязанность. Которую, в общем-то, тоже можно рассматривать как право, если вы подковываете лошадей боооольшому человеку.
Собственно, впоследствии это так и рассматривали. Даже если абстрагироваться от анекдотичных случаев с «надевателем левого чулка», которые во многом продукт более поздних эпох, — всё равно, например, «маршал» — это изначально всего-навсего конюх. Просто конюх боооольшого человека.
Тут ведь что надо понимать. В глазах большинства феодализм — это такая прикольная жизнь с дамами и рыцарями. Ну, иногда вспоминают про то, что рыцари справляли нужду в доспехи, а их дамы чесались из-за вшей и блох, но рыцари и тут обязательно присутствуют.
Тем не менее не рыцари и не их дамы являются основным признаком феодализма. Более того, на большинстве огромных феодальных территорий никаких рыцарей не было. Какие, прости Господи, рыцари в Византии — гнезде схизматиков-еретиков? Или в Персии — где там рыцари? Ведь рыцарь — это в обязательном порядке христианин. Причём — вплоть до Реформации — строго католик. Однако, несмотря на разницу в обёртке, её содержимое имело довольно значительное сходство в некоторых своих аспектах.
Чтобы понять, в каких именно и почему, вернёмся к нашим баранам. Верней, барану.
Итак, вы только что от безысходности перешли под крышу. Законно, с составлением договора. Вы тяжко вздыхаете — завидуете варварам. Им гораздо легче: у них-то землю хрен отберёшь — дело приходится иметь с целой деревней. Да ещё и воинственной до дрожи в коленях: у каждого оружие в доме; у кого нет — тем деревня обязана купить. Правда, они за это обязаны раз в год ходить на войну, если король прикажет. Но так это ж всего на 10 дней, а если по техническим причинам окажется больше, то им переработку оплатят. Они обо всем ещё лет 50 назад подробно договорились, с тех пор так и живут. Им-то хорошо. У них небось не как у вас, не феодализм.
Ан нет. И у них, и у вас, и в далёкой Византии, и даже в ещё более далёкой Индии — феодализм везде.
Фишка тут в том, что и неизвестный фермер, и вышеозначенная деревня как единое юрлицо вовсю торгуют правами.
Это тонкий момент, и он обычно ускользает от современных нас. Мы думаем совсем по-другому. Для нас феодализм — это какие-то внешние атрибуты. О! Олигархи сделали частные армии! Все. На Украине феодализм. Помилуйте, вот вам, например, Родезия — полностью на частные деньги завоёвана, и ничо, никакого феодализма.
А всё потому, что феодализм — это когда право является объектом собственности. Соответственно, этот принцип и приводит к тем последствиям, которые мы наблюдаем, глядя на пёструю мешанину разнообразных феодальных государств.
Ещё раз: право — объект собственности.
То есть я могу продать вам право сморкаться мне на ботинок за половину налогов за проезд по мосту и обязанность щёлкать себя по носу, когда я того пожелаю, но не более пяти дней в году, причём эти дни не должны приходиться на пятницу, Великий Пост и те дни, когда у вас понос или вы на чьих то похоронах.
Или же, вы можете развестись с женой, отдать обратно все её владения, из которых два — под вашим сеньоратом. А потом на ней женится ваш враг, который вас вдвое сильнее и богаче и который является сюзереном одной из ваших областей. Но теперь вы тоже окажетесь его номинальным сюзереном. И ему надо приносить вам оммаж за две области, перешедшие к нему с женой. И он его, что характерно, принесёт.
И кто кому после этого вассал?
Конечно, особенно в раннее время, всё было не настолько гиперболизировано, да оно и понятно: экономика правит миром, потому в первую очередь обсуждаются вопросы экономические. Но права при этом никуда не деваются, и их исполнение точно так же входит в договор. Обычно это права и обязанности, связанные со служением и услужением. Но могли быть прописаны денежные дары. Именно что дары, а не обязательства. Так, если сеньор выдавал замуж старшую дочь или хоронил жену, вассалы обязаны были одарить его определённой суммой или вещами на эту сумму.
Прописывались и денежные эквиваленты прав. Т.е. вместо службы вассал мог прислать тупо денег. А мог и наоборот — получить. Взамен на что-то выходящее за рамки. К примеру, если поставили пробовать вино перед сеньором. Обязанность, что ни говори, почётная, но ведь если она прописана как нечто за отдельную плату, значит «штатный пробовальщик» предполагается вышедшим в расход. Поневоле задумаешься…
Впрочем, обычно все скучнее. И с правами, и с обязанностями.
Всякий корабль, прибывающий в Энс на Благовещение блаженной Марии Девы, да пребывает там до окончания торга и ничего с него не взимается, с той оговоркой, что если прибудет ранним вечером, то пусть проходит, если же утром, то не может двинуться дальше. Кроме того, всякий корабль с грузом вина или жита или чего-либо иного, необходимого для пропитания, пусть свободно проходит до дня святого Георгия; если же захочет пройти позднее, то его следует задержать. С задержанных кораблей ничего не взимается. После того как торжище закончится и корабли там загрузятся, регенсбургский граф (comes Ratisponensis), явившись с городскими судьями в гавань, пусть расспросит корабельщиков, что за груз на каждом корабле.
Если кто возьмёт что-нибудь, больше или меньше, взаймы у евреев и умрёт раньше, чем этот долг будет уплачен, долг этот не будет давать процентов, пока наследник [умершего] будет несовершеннолетний, от кого бы он ни держал [свою землю], и если долг этот попадёт в наши руки, мы взыщем только то имущество, которое значится в долговом обязательстве.Если кто умрёт, оставшись должным евреям, жена его должна получить свою вдовью часть и ничего не обязана давать в уплату этого долга; и если у умершего остались дети несовершеннолетние, им должно быть обеспечено необходимое соответственно держанию умершего, а из остатка должен быть уплачен долг, но так, чтобы повинности, следуемые сеньорам [умершего], не потерпели при этом никакого ущерба; таким же образом надлежит поступать и с долгами другим, не евреям.
Впоследствии из зёрен невинных повинностей и недосказанностей вырастут знаменитые гиперболы абсолютизма, вроде продажи должностей, изобретения новых титулов и орденов. Но пока право — объект собственности, и собственность эта размазана по тысячам разных рук. Люди предпочитают по каждому вопросу договариваться друг с другом, а не следовать «законам государя». Которых, по сути, и нет. Есть лишь декларации о намерениях, которые имеют силу закона только на подконтрольных территориях — там, где установлено данное конкретное право данного конкретного феодала. Которое он может продать, обменять, потерять и найти.
И именно это свойство управления (а вовсе не рыцари) и было становым хребтом феодализма. Когда рухнула частная собственность на право, рухнули и рыцари. Экономика всегда определяет военное дело. Впрочем, это уже другая история.