Некоторой группе людей показывают два пятна. Одно из них угловатое, а второе округлое. После этого испытуемым предлагается предположить, какое пятно должно называться «буба», а которое — «кики». Выясняется, что довольно большая доля людей угловатое ассоциирует с «кики», а округлое — с «буба».
Для надёжности это дело показывается группе людей какой-то другой национальности, которая даёт те же результаты.
Не, ну как «те же» — какие-то похожие.
Поскольку, когда сие попробовали показать носителям не двух, а двадцати пяти языков, то разброс вариантов существенно увеличился, причём для некоторых языков он был как бы даже «противоположным».
Однако удивительным образом это не повлияло на вывод: вы можете прочитать в конце статьи, что «эффект не просто существует, а распространяется на всех людей, независимо от языка или используемого алфавита».
Я вот даже «противоположный» тут написал в кавычках, поскольку мне вполне понятно, что, например, когда в одном случае что-то бинарное сработало в 60% случаев, а в другом — в 40%, то проценты, конечно, расположены по разные стороны от 50% и это может отражать какую-то тенденцию, однако в обоих случаях минимум сорок процентов испытаний давали один результат, и минимум сорок процентов других испытаний — другой. То есть в обоих случаях 80% результатов совпадают, а что-то поменялось только в оставшихся 20%, чего для реальной «противоположности» как-то мало.
Какая-то закономерность за этим, возможно, стоит, однако она наверно всё-таки чем-то отличается по своей силе от закономерности «собаки обычно передвигаются при помощи ног».
В общем, деньги в первом случае имело бы смысл ставить на первый вариант, а во втором — на второй, однако было бы ошибочно считать, что в первом случае будет только первый исход, а во втором — только второй, и вот на такие утверждения деньги точно смысла ставить не имеет.
Собственно, ключевой проблемой в выводах подобных экспериментов оказывается вот это самое «только», которое незримо маячит между строк практически во всех пересказах данного эффекта.
Вместо «слабо выраженной тенденции» результаты эксперимента по неясной причине превращаются в глобальную закономерность, как бы характерную для всех людей, причём эти эксперименты как бы доказывают, что врождённо характерную.
Почему? Потому что именно это хочется доказать.
Например, вы стали ездить по странам и считать там долю брюнетов. В некоторых странах таких было 95%, в некоторых — 80%, в некоторых — 50%, а в некоторых даже 35%, но таких стран было мало.
Придёт ли вам в голову по этому поводу сказать: «мы доказали, что люди — брюнеты»?
Не, ну а что? — В большинстве стран брюнетов ведь было больше 50% населения. Быть может, даже больше 60%. Это значит, все люди — брюнеты, нет? Несмотря даже на то, что «60% брюнетов» уже само по себе как бы намекает: «40% людей не брюнеты.
Ну ладно, «все» — это, наверное, слишком резко. Давайте сделаем более мягкий вывод — как с «бубой/кики»: мы доказали, что брюнетизм заложен в «изначальной природе» человека. Вот теперь уж наверняка всё стало правильно и логично.
Казалось бы, не надо быть математиком и двадцать лет усиленно заниматься теорвером, чтобы понять, что такого рода выводы в данном случае сделать нельзя. Возможно даже просто формальной логики должно хватить для осознания того, что по данным результатам корректными выводами будут…
- Доля брюнетов среди всех людей в мире, видимо, больше, чем не брюнетов.
- Доля стран с преобладанием брюнетов от количества всех стран больше доли стран с преобладанием не брюнетов.
- Видимо, есть какой-то фактор или набор факторов, которые вызывают черноволосость чаще, чем любой другой цвет волос.
- В разных регионах этот фактор/факторы действуют с разной силой.
На этом всё.
Мы не нашли конкретные факторы, не доказали, что такой фактор всего один или что есть один радикально доминирующий, и уж тем более не доказали, что этот фактор столь же силён в плане воздействия вообще на всех, как факторы, вызывающие у собак перемещение в основном при помощи ног. И уж совсем точно не доказали, что какой-то предположенный нами фактор — тот самый.
А если мы, как экспериментаторы, будучи китайцами, для удобства во всех странах общались бы преимущественно с китаеговорящими, то к нашим результатам возникло бы ещё больше вопросов.
Но вы не понимаете, это другое: в языковом исследовании никого не смутило, что 80% тестируемых знали ещё и английский. Да, незнающих английский оказалось 20%, а незнающих какой-либо язык с латиницей — 5%, но всё равно никаких поправок в выводы вносить не надо — достаточно только неких поправок в вычисляемых коэффициентах, как-то зависящих от родного языка испытуемого.
Ну, как с брюнетами: из тестируемых, видимо, некитайцами оказались процентов так десять, однако кому какая разница — вывод ведь всё равно касается жителей самых разных стран и национальностей. Ладно, дадим ирландцам и шведам поправку в 10% — некое среднее по всем некитайским этносам: после этого-то точно выводы станут всеобъемлющими.
Для носителей языков с латинским алфавитом в среднем в 75% случаев «буба» была круглой, а с не латинским в 63% случаев. Отклонение одного от другого есть, но оно ведь маленькое — всего на двенадцать процентов — поэтому его можно считать несущественным. Компенсируем его «бонусными баллами».
Совсем другое дело отклонение этих 63% на 13% от 50%: вот оно уже существенное. Тринадцать процентов показывают наличие чёткой закономерности, а двенадцать — нет.
Вроде бы мы выяснили, что алфавит родного языка как-то влияет на результаты, что должно было бы заставить нас предположить, что влиять может ещё сотня других вещей, в том числе, связанных с алфавитом. Однако, никак не модифицируя эксперимент, чтобы эти факторы из него исключить, прямо по данным вот этого эксперимента, при помощи поправочных коэффициентов, истинность которых проверялась только вот этими данными, мы смогли как бы вычленить влияние чего-то, кроме алфавита, что было отождествлено нами целиком и полностью с воздействием предположенного нами фактора.
Вообще, каждый раз, когда я читаю выводы подобных исследований, у меня складывается ощущение, что описание в них отдельно, подсчёт каких-то коэффициентов отдельно и выводы тоже отдельно.
То есть мы что-то замерили, произвольным способом получили какие-то числа, а потом проговорили заранее сделанный вывод, подразумевая, что какие угодно замеры и числа его однозначно доказывают.
Вот, не только в пересказе, но даже в оригинале исследования написано:
«The results showed that the majority of participants, independent of their language and writing system, showed the effect, matching “bouba” with the rounded shape and “kiki” with the spiky one. There were some interesting exceptions, though: for instance, Romanian, Turkish, and Mandarin Chinese speakers tended to produce the opposite matching.
…
Nevertheless, considering our results altogether, these cases appear to be the exceptions that prove the rule. Our findings suggest that the majority of people across the planet exhibit the bouba/kiki effect, providing the strongest evidence to date that the effect is robust across cultures and writing systems».
«Результаты исследования показали, что на большинстве участников, независимо от языка и его письменности, проявляется эффект, в рамках которого «буба» сопоставляется с округлыми формами, а «кики» — с заострёнными. Однако, из этого есть некоторые интересные исключения: например, носители румынского, турецкого и мандаринского диалекта китайского обнаруживают тенденцию к противоположному эффекту.
…
Тем не менее, если посмотреть на результаты в целом, это исключение, которое подтверждает правило [да-да, эти исследователи на полном серьёзе употребляют эту фразу именно в этом смысле — с их точки зрения, если исключений не очень много, то правило ими подтверждается ещё сильнее]. Наши изыскания наводят на мысль, что большинство людей со всей планеты подвержены эффекту бубы/кики, и дают наисильнейшее на данный момент доказательство тому, что этот эффект устойчив в самых разных культурах и письменностях».
Я там в середине вставил многоточие, однако убраны всего несколько предложений, то есть начало и конец цитаты в авторском тексте расположены практически вплотную друг к другу.
И там вот так вот: «Есть интересные исключения — румынский, турецкий и китайский, в которых эффект противоположен, но в главном мы всё равно правы». Восемьдесят миллионов турецкоговорящих и девятьсот шестьдесят миллионов носителей мандаринского — право слово, какая мелочь. Вы бы ещё румын предложили учитывать.
В общем, если половину человечества проигнорировать, то вторая половина покажет общечеловеческую тенденцию к устойчивому выбору одного варианта из двух.
На этом фоне даже уже как-то неудобно сетовать, что на вывод не повлияло даже то, что от порядка, в котором назывались слова, существенно зависела доля «правильных» ассоциаций. Если первой назвать «бубу», то она округлая в 83% случаев, а если «кики» — то «буба» округлая в 68%, но вы понимаете, пятнадцать процентов туда, пятнадцать — сюда, какая разница? Больше ведь, чем 50%, поэтому всё нормально. Ну, если, конечно, не считать турок, румын и китайцев, у которых меньше.
Этот подход я условно называю «наука подтверждений».
Кому-то интуитивно показалось, что «о» ассоциируется с круглым по своему звучанию, а не только написанию кириллицей и латиницей. В это время «и» звучит угловато, а не только так пишется. Совпадение? Не думаю. Наверняка это прямо сразу в природе человека.
Как это проверить?
Ну, научный метод говорит нам, что мы должны экспериментально опровергнуть все альтернативные гипотезы, начиная с «нулевой» — «никакого эффекта вообще нет».
Если удастся опровергнуть отсутствие эффекта, то дальше можно опровергать неврождённость вызывающих его факторов. А потом — то, что ни одним из этих факторов не является что-то там, связанное с физиологией восприятия звуков и какими-то психическими механизмами, которые таким образом запускаются.
То есть на каждом этапе мы, по сути, проверяем, что только наша гипотеза не противоречит результатам всех экспериментов, а все остальные хоть каким-то, но противоречат. Именно это и доказывает, что на данный момент именно вот эта гипотеза — наилучшая.
Однако «наука подтверждений» работает не так.
В ней, чтобы доказать свою гипотезу, мы выбираем все случаи, которые не противоречат этой гипотезе, игнорируя все остальные. Когда непротиворечащих набирается достаточно много, гипотеза считается доказанной.
Или, чего там, даже не много таких случаев самих по себе, а просто на сколько-то больше, чем не подтверждающих гипотезу случаев или даже противоречащих ей.
Предшественники этой группы исследователей, например, проделали аналогичные эксперименты с жителями США и Индии. Чего в их глазах оказалось достаточно, чтобы не рассматривать гипотезу, что такое срабатывает только с английским языком. Несмотря на то, что в Индии английский язык — второй государственный, она пару веков была смесью английских колоний и зависимых от Великобритании государств, а сейчас — член Британского Содружества Наций, всё равно английский язык, наверное, ни на кого из встреченных ими граждан Индии никак не влияет.
Казалось бы, английский — язык международного общения. Из него идут массовые заимствования. На нём во всём мире через раз пишут вывески и названия фирм.
Казалось бы, данные для этого исследования собирались онлайн, а уж пользователи-то компьютера совершенно точно довольно часто видят латинский шрифт.
Казалось бы, для надёжности надо отыскать жителей каких-то национальных глубинок, которые уж точно не видели английского через день, чтобы хотя бы опровергнуть альтернативную гипотезу о том, что мы на самом деле наблюдаем какие-то не совсем очевидные ассоциации на базе английского языка. Ну и заодно проверить, что означенные ассоциации не вызваны какими-то последствиями того, что индоевропейская языковая семья в целом благодаря колониализму, империализму и технологическому прогрессу разлетелась по всем более-менее цивилизованным уголкам мира.
Мало ли, быть может, дело не в звучании слогов, а, например, в корнях, которые все знают? Из английского, например?
Или в целом из индоевропейской языковой семьи. Ведь, например, корень «сол» связан с «солнцем» во многих языках этой семьи, а потому может интуитивно казаться «круглым», даже если звук «о» записывается в этом языке совсем даже некруглой буквой.
Причём и те, у кого на родном языке «солнце» звучит совсем иначе, всё равно могли многократно слышать этот корень в значениях, связанных с солнцем — просто в результате его распространённости.
Или, например, дело не корнях, а в столь же широко известных синтаксических частях слова, которые тоже вызывают какие-то ассоциации?
Окончание «-us», например, у многих будет ассоциироваться с латынью, несмотря даже на то, что большинство людей вообще не знает латынь. Услышав фразу «mi vendus mian domon», большинство машинально представит себе католических монахов, распевающих псалмы, или марширующих римских легионеров с пафосным девизом на баннере, а не нашего современника, который говорит товарищу на эсперанто «я бы продал свой дом». В зависимости от бэкграунда различных людей, их ассоциации со «звучанием» могут быть совсем разными. Вдруг мы наблюдаем результаты чего-то подобного?
Наши экспериментальные ассоциации с плавающими в широком диапазоне долями — 35%—95% — ложатся во все эти предположения не хуже, чем во «врождённые ощущения от звучания слогов». У европейцев машинальные ассоциации с английским, латынью и индоевропейскими корнями будут в среднем сильнее, чем, например, у китайцев, однако в глобализованном мире хоть какие-то ассоциации с ними есть у всех горожан. Почему эксперименты со вполне подходящими под это предположение результатами не доказывают истинность этой гипотезы, но доказывают истинность другой?
Ну, потому что в «науке подтверждений» мы ведь ищем подтверждения. Подтверждения той гипотезы, которая пришла нам в голову. Как будто бы мироздание специально подстраивается под то, что мы в данный момент хотим проверить, и заботливо отключает на время экспериментов все альтернативные факторы.
Если к этому добавить ещё и отбрасывание части результатов (китайцы, румыны и турки, например, не попали под обе гипотезы, но, к счастью, их можно проигнорировать), то вообще всё будет отлично. Почти чему угодно можно будет найти сколько угодно подтверждений.
Даже тому, что все числа делятся на два — достаточно ведь приводить в пример чётные числа, коих сколь угодно много. Ну да, кто-то иногда будет вспоминать про нечётные, но если специально стараться, то чётных мы предъявим больше, что как бы докажет: «в главном мы правы».
Да, несмотря на огромный разброс в результатах, какое-то смещение «в среднем» действительно наблюдается. Но даже в этих экспериментах более частные «средние» разнятся весьма сильно — как минимум, по родным языкам и даже по порядку называния слов. Откуда тогда следует, что гипотезе найдено «сильное доказательство», да ещё и именно этой? Оно ж больше похоже на опровержение этой гипотезы об «универсальности», а не на её подтверждение.
В лучшем случае, можно было бы заключить, что есть некоторая слабая, но всё ещё обнаружимая тенденция у носителей большинства из проверенных нами языков, несколько чаще наугад отождествлять некое слово с некой фигурой, а не с другой.
«В лучшем случае», потому что в данных экспериментах, вообще говоря, не проверялась даже ассоциация звучания и фигуры сама по себе: ведь людям предлагались два фиксированных слова и две фиксированные фигуры, а потом спрашивалось, какое слово из этих двух какой из этих двух фигур соответствует.
Быть может, даже этот слабый эффект проявляется только при распределении двух слов по двум вариантам фигур?
Быть может, такое происходит именно при выборе из именно этих двух слов для именно этих двух фигур?
Быть может, испытуемые машинально или сознательно пытаются угадать ход мысли экспериментатора: как бы он назвал каждую из фигур, если бы выбирал между этими двумя словами?
Быть может, эффект относится не к «круглому» вообще и не к «угловатому» вообще, а только закруглениям или углам именно на таких фигурах?
Быть может, ассоциации есть не с объектами, а только с кривыми — ведь именно замкнутые кривые показываются испытуемым?
Авторы исследования говорят, что чаще наблюдается смещение в сторону «округлой бубы», но маловероятно, что такое — случайность.
Однако вдруг оно правда не случайность, но вызвано не «врождённым ощущением», а активным заимствованием из одних языков в другие? В прошлом или даже в современности?
Или тем, что люди, хотя сами и используют для своего родного языка иную письменность, всё равно постоянно видят буквы чужих алфавитов?
Ведь даже неслучайность результатов вовсе не гарантирует того, что они вызваны предположенным вами эффектом.
Но нет, в этих исследованиях с уверенностью говорится: «Эффект есть, и он вызван врождённым чувством звучания», — несмотря на наличие десятков почти очевидных альтернативных гипотез, столь же хорошо подходящих под все полученные данные, из числа которых лишь пара штук была «скомпенсирована» постфактум поправками при расчёте коэффициентов, хотя прогностическая сила этих поправок не проверялась.
Причём говорится всё это с такой уверенностью, что я во всех пересказах, включая пересказы в научно-популярных изданиях, вижу констатацию «эффект есть, и он врождённый», а вовсе не реальный вывод из всего этого: «мы вроде бы обнаружили некую довольно слабую и расплывчатую тенденцию неизвестной на данный момент природы».
Причём с той же уверенностью во множестве мест идут ещё дальше, напрямую сообщая, какие звуки и почему у всех людей с чем-то ассоциируются от рождения.
Гласные звуки переднего ряда — «и», «е», «а» — ассоциируются с угловатым, а заднего ряда — «о» и «у» — с округлым.
Иногда к этому добавляется ещё, что передние гласные «врождённо» означают что-то маленькое, а вторые — что-то большое (в английской версии этой гипотезы, впрочем, «а» в этом аспекте не объединяется, а противопоставляется «и»).
И в полном соответствии с «наукой подтверждений» для обоснования сего даже приводятся примеры. Что особенно смешно по двум причинам.
Первая — логическая. Примеры не доказывают утверждения об общности — они могут только опровергнуть такое утверждение или доказать существование чего-то в отдельных случаях.
Вторая — фактическая, которая отлично сочетается с логической, иллюстрируя её, прямо не сходя с места.
Ведь если такой «врождённый эффект» от звучания буковок правда есть, то мы должны были бы наблюдать его в лексике всех народов мира. По крайней мере, хотя бы в распространённой. Да, многие слова, разумеется, заимствованы из одних языков в другие, но ведь даже в этом случае, как минимум, они были в языке-доноре, а носители языка-акцептора «согласились» их принять и использовать.
Кроме того, при заимствовании слова зачастую искажаются, чтобы соответствовать привычному для носителей звучанию. Если эффект есть, то, так и быть, чужие слова соглашались бы принять, но их искажения закономерно шли бы в сторону этих «врождённых ассоциаций».
Откуда бы ни взялось слово изначально, при реальном наличии эффекта мы бы во всех языках наблюдали специфическое звучание слов, обозначающих острые/маленькие объекты и округлые/большие.
Однако…
Ну да, на русском «маленький» и «большой» как бы вроде бы ложатся в данный эффект. Но на английском они звучат как «смолл» и «биг».
Округлый «болл» на английском вдруг оказывается острым «мячом» на русском.
С другой стороны, русский острый «меч» в Англии, видимо, из-за влажного климата быстро затупляется, а потому звучит как «со[р]д».
А у русских, в свою очередь, наверно была проблема с «копьями», которые, в отличие от английских «спиа[р]», никак не удавалось заострить.
В это время «щиты» и «шилды», судя по их звучанию, и там, и там были маленькими и острыми.
«Кит», который весьма близок к «кике» и по звучанию, и по написанию, тоже наверно маленький и острый, но, к счастью, «блоха», похожая на «бубу», — большая и округлая.
И уж совсем тяжело не заметить, когда пишешь подобный текст на русском, что при наличии данного эффекта даже само слово «острый» должно было бы означать что-то столь же округлое, как и слово «округлый». Как, кстати, и слово «угловатый». И особенно слово «угол».
С другой стороны, что-то округлое на английском должны были бы означать слова «высокий» («толл») и «длинный» («лон[г]»).
То есть эффект, наличие которого «строго доказали», настолько сильный и общий, что не работает даже на тех словах, которым его описывают сами же его «доказавшие» и популяризирующие.
На финском «круглый» звучит как «пю[ё]реа», а на турецком как «юва[р]лак» — очень так, знаете, по острому, если смотреть на набор гласных. Может показаться, что «ю» — это почти «у», однако эта гласная — как раз переднего ряда, а в финском и турецком, в отличие от русского и английского, существует гармония гласных, то есть в слове могут быть либо только те, либо только эти (наборы сочетающихся гласных там, правда, несколько разные).
Универсальная врождённая ассоциация со звуками, да.
Больше похоже на подгонку под заранее заданный ответ с вынужденным игнорированием всего, что ей мешает, вместо того чтобы наоборот использовать это для отбрасывания гипотез.
