Спор о том, положительно или отрицательно влияет религия на мораль, видимо, вечен — прежде всего потому, что и моральные оценки, и трактовки определённых фактов различаются в зависимости от личности обсуждающего этот вопрос и его собственной картины мира.
В этом плане интересно было бы посмотреть на влияние религиозного мировоззрения на мир целиком вымышленный, где автор (а через него — и читатель) точно знает, что именно и почему происходило так или иначе, и при этом разрабатывавшийся писателем на протяжении многих десятилетий, более полувека.
Я, конечно же, говорю о созданной Толкином вымышленной вселенной Средиземья — одной из наиболее проработанных фэнтезийных вселенных, когда-либо создававшихся.
Массовый читатель нередко считает главным произведением по миру Средиземья знаменитый «Властелин Колец» (самое известная работа Толкина, принесшая писателю всемирную славу и популярность), однако в действительности таковым является не он, а «Сильмариллион», опубликованный уже после смерти Толкина-старшего, в 1977 году, его сыном Кристофером, однако начатый самим Толкином ещё в 10-ых годах XX века. Об эволюции творческого замысла Толкина на протяжении всего этого времени можно судить по опубликованному Кристофером в 1983—1996 годах сборнику черновых текстов Толкина в двенадцати томах под названием «История Средиземья».
Ключевой сюжет «Сильмариллиона», лежащий в основе данной вселенной ещё на стадии «Книги Утраченных Сказаний», когда Толкин не придумал ни историю падения Нуменора, ни историю создания Колец Власти — история нолдор (или, в ранних текстах — «(г)номов», «нолдоли»), самого творческого и одарённого из эльфийских народов[1], который против воли высших сил, Валар (персонажей, архетипически соответствующих скорее языческим богам, но, по замыслу Толкина, являющихся высшими из ангельских духов-Айнур, созданными Богом-Творцом — Эру Илуватаром) отправляются в Средиземье, ища свободы от опеки высших сил и стремясь отомстить Морготу (злому духу, тождественному дьяволу христианской демонологии) за похищение своих сокровищ (в частности, их предводитель и величайший из их мастеров, Феанор, хочет вернуть Сильмарилы, созданные им волшебные камни, хранящие изначальный Свет).
По дороге в Средиземье нолдор устраивают резню в Альквалондэ, гавани народа эльфов-мореходов, тэлери (или, в ранних текстах, «солосимпи»), отказавшихся предоставить нолдор свои корабли для того, чтобы покинуть Валинор, царство Валар на крайнем западе. В результате этого Валар отворачиваются от нолдор окончательно, и нолдор вместе со своими союзниками из числа народов Средиземья (эльфов, оставшихся в Средиземье, и дружественных к эльфам людей) вынуждены вести безнадёжную войну (Войну Камней, то есть Сильмарилов) с превосходящим их по силе Морготом. Враги Моргота совершают чудеса отваги, однако в итоге терпят поражение (в том числе — из-за внутренних раздоров между эльфами и предательства части людей). Но в момент, когда кажется, что всё потеряно и Моргот одержал в войне безоговорочную победу, Валар приходят на помощь нолдор и их союзникам — и повергают Моргота.
Данный сюжет для Толкина был вовсе не фантазией на отвлечённую тему. Как он писал своему сыну Кристоферу:
«Среди всех твоих страданий (часть из них — чисто физические) я ощущаю потребность каким-то образом выразить свои чувства касательно добра и зла, красоты и безобразия: осмыслить их, вскрыть, так сказать, нарыв. В моём случае это всё породило Моргота и “Историю номов”».
(Письмо 66).
Толкин являлся глубоко верующим христианином, но при этом как лингвист и филолог, изучающий литературную традицию германских народов, любил фольклор и мифологию древних германцев ещё на языческой или полуязыческой традиции их истории. Толкин, создавая вымышленный мир Средиземья, хотел создать «мифологию для Англии»[2] — причём мифологию, которая, используя материал языческой эпохи, в то же время содержала бы христианский моральный и религиозный посыл[3].
Из мотивов германской языческой мифологии Толкина больше всего интересовала тема «северного мужества» — готовности бороться даже в той ситуации, когда поражение неизбежно (ср. с положением героев Толкина, которые вынуждены бороться против Моргота, понимая, что высшие силы, скорее всего, не придут им на помощь[4]); лично для меня этот мотив — одна из наиболее эстетически привлекательных черт «Сильмариллиона».
Рассуждая в посвящённом «Беовульфу» эссе «Чудовища и критики» о мотиве Рагнарёка, гибели богов и мира в столкновении с чудовищами в конце времён, Толкин отмечает:
«В скандинавских мифах боги, по крайней мере, заключены в пределы Времени и обречены на гибель, как и их союзники. Они ведут бой с чудовищами и внешней тьмой. Они собирают героев для последнего отчаянного сопротивления <…> Северная мифология — и в этом её сила — проблему признала: поместила чудовищ в центр и отдала им победу, но не славу, нашла действенное, но ужасное решение в одной лишь воле и мужестве. «Как рабочая теория — совершенно непоколебимо». Действенность этого средства такова, что, в то время как роль более древней южной мифологии навсегда свелась к литературному украшению, дух северной даже в наше время всё ещё способен возродиться. Он в силах обойтись и вообще без богов, как в случае goðlauss [безбожного — др. исл.] викинга: боевой героизм ради героизма. Но не стоит забывать о том, что было совершенно ясно автору «Беовульфа»: за героизм расплачиваются смертью».
Нетрудно заметить родственный мотив в толкиновском сюжете (одном из ключевых для его вымышленного мира и присутствовавших ещё на стадии «Книги Утраченных Сказаний») о злосчастной судьбе Хурина (Урина «Утраченных Сказаний») и его сына Турина Турамбара (и всей остальной их семье, также погибшей), людей, оставшихся верными союзу с эльфами и проклятых за это Морготом. В «Турамаре и Фоалокэ», одном из рассказов «Книги Утраченных Сказаний», Мэлько (Моргот «Утраченных Сказаний») намеревается заставить Урина, попавшего к нему в плен, служить ему:
«Однако ни угроза пытки, ни обещания богатой награды не заставили Урина поддаться, ибо он молвил:
— Нет! Делай, что хочешь, но меня ты никогда не приневолишь творить своё злое дело, о Мэлько, ты, враг богов и людей.
— Верно, — ответствовал Мэлько в гневе, — уж более не попрошу я тебя о том и даже не стану принуждать, однако на дела мои, что мало придутся тебе по душе, будешь ты взирать, сидя здесь, и не сможешь двинуть ни рукой, ни ногой, дабы помешать им.
Такую пытку измыслил Мэлько на горе Урину Стойкому, и, поместив его на высокое место в скалах, встал рядом и проклял Урина и род его ужасными проклятьями валар, обрекая их на горькую участь и скорбную кончину; однако дал Урину видение, дабы тот мог узреть злоключения жены своей и детей, бессильный помочь, ибо волшебство удерживало его на сей вершине.
— Знай же, — рек Мэлько, — что над историей Турина, сына твоего, и люди, и эльфы станут проливать слезы, где бы ни собрались они, дабы рассказывать предания.
Но Урин ответствовал:
— Однако его никто не станет жалеть за то, что трусом был отец его».
В более поздних «Детях Хурина» Турин говорит о своём отце эльфу Гвиндору:
«И вот что ещё я скажу: пусть краткая жизнь отмерена смертным в сравнении с эльфами, они охотнее расстанутся с ней в битве, нежели обратятся в бегство или покорятся. Стойкость Хурина Талиона — великий подвиг; и пусть Моргот убьёт героя, но самого деяния ему не отменить. Деяние это почтят даже Владыки Запада, и разве не вписано оно в историю Арды, что не зачеркнуть ни Морготу, ни Манвэ?».
История Турина имеет трагический финал — он невольно губит всех, с кем связывается, приносит беду во все края, где появляется, по неведению становится мужем собственной сестры Ниэнор (утратившей память в силу козней злых сил) и в итоге кончает с собой. Однако до самой своей гибели он борется с Морготом и его слугами, убивает чудовищного дракона Глаурунга, Отца Драконов и величайшего из нелетающих драконов Средиземья — и в конце времён сыграет роль в окончательном поражении Моргота (в некоторых своих черновиках Толкин даже допускал, что именно воскресший из мёртвых Турин убьёт Моргота в Дагор Дагорат, аналоге Апокалипсиса в истории Средиземья):
«Но ныне молитвы Урина и Мавуин дошли до самого Манвэ, и боги сжалились над их несчастной судьбой, посему эти двое, Турин и Ниэнори, вступили в Фос’Алмир, огненную купель, ту, что Урвэнди и её девы сотворили века назад до первого восхода Солнца, и так омылись они от всех своих скорбей и позора, зажив среди благословенных подобно сияющим валар, и ныне любовь брата и сестры сделалась прекрасна; но, поистине, Турамбар встанет подле Фионвэ при Великом Разрушении, и Мэлько и его драконы проклянут меч Мормакиль».
(«Турамбар и Фоалокэ»).
Также в «Турамбаре и Фоалокэ» упомянуто «Очищение Турамбара и Вайнони, что путешествуют в сиянии над миром и идут с воинствами Тулкаса против Мэлько» (Вайнони — раннее имя Ниэнор).
Тот же мотив присутствует в сюжете о падении Гондолина — тайный город Гондолин, прекраснейший из всех, что возвели нолдор в Средиземье, вследствие предательства оказывается обнаружен и разрушен полчищами Моргота, однако его защитники при обороне покрывают себя немеркнущей славой, а слуги Моргота в ходе сражения с ними несут огромные, доселе невиданные потери:
«Тогда возопил Рог:
— Кому страшны балроги со всеми их ужасами? Смотрите, вот они, эти проклятые твари, что многие века мучили детей нолдолов, а теперь поджигают город у нас за спиной. Ко мне, воины Гневного Молота, расплатимся с ними за их злодеяния!
И воздел он свою булаву на длинной рукояти; и в пылу битвы проложил себе путь к самым воротам, ныне поверженным; и весь народ Молота и Наковальни мчался за ним клином, и искры сыпались у них из глаз от неудержимой ярости. Великим подвигом была та вылазка, и до сих пор поют о ней нолдолы, и немало орков рухнуло вниз и нашло свою смерть в пламени; а воины Рога взбирались даже на железных змей и нападали на балрогов, и тяжело ранили многих, несмотря на то, что те были вооружены огненными бичами и стальными когтями и огромного роста. Нолдолы сравнивали их с землей или, вырвав бичи, обращали их против самих балрогов, обжигая и раздирая их тела, как они сами некогда обжигали и раздирали гномов; так много балрогов перебили они, что просто диво, и устрашились полчища Мелько, ибо до тех пор ещё ни один балрог не погибал от рук эльфа или человека».
(«Падение Гондолина» из «Книги Утраченных Сказаний»).
Можно вспомнить и эпизод из «Сильмариллиона», в который Феанор, предводитель отправившихся в Средиземье нолдор, на слова Мандоса, одного из Валар, предрекающего нолдор в Средиземье поражение и чудовищные страдания («бессчётные слёзы»), отвечает:
«Многими бедами угрожают нам, и не меньшее зло среди них — предательство; но одного не сказали нам — что пострадаем мы от трусости; от малодушных или страха перед малодушными. Потому объявляю я, что мы пойдем вперёд; и вот что добавлю я к вашему приговору: деяния наши станут воспевать в песнях, пока длятся дни Арды».
В конечном итоге в этом с Феанором оказываются вынуждены отчасти согласиться даже Валар:
“Но при последних словах Феанора о том, что по крайней мере свершения нолдор будут вечно прославлять в песнях, Манвэ поднял голову, точно услышав голос издалека, и молвил: «Да будет так! Дорогой ценою заплатят за эти песни, и все-таки они того стоят. Ибо иной цены не дано. Только так, как и возвестил нам Эру, красота, доселе неведомая, должна прийти в Эа, и зло ещё обернется добром»”.
Однако нельзя не отметить, что, сравнительно с «Книгой Утраченных Сказаний» «Сильмариллион» претерпел ряд изменений, связанных, в первую очередь, с изменением авторской концепции Валар. В «Книге Утраченных Сказаний» они ближе к языческим богам, чем к христианским архангелам — среди них присутствуют кровожадные бог и богиня войны Макар и Меассэ[5] (исчезающие в позднейших текстах), а Мандос, владыка чертогов усопших, предстаёт как мрачное существо, не любящее солнечный свет[6]. Сказано, что «люди любят Манве даже больше, чем могучего Улмо, ибо он никогда не имел намерения причинить им вред, а при этом он так же честен и так же ревностен в своей власти, как и тот древний из Ваи» («Музыка Айнур») — то есть на стадии «Книги Утраченных Сказаний» от других Валар могла исходить угроза для людей.
Как отмечает Сергей Алексеев, автор биографии Толкина:
«Иная картина в «Забытых сказаниях»: здесь концепция Валар почти диаметрально противоположна. После сотворения мира между Айнур произошёл спор. Те, «кто в своей музыке был поглощен думами о промысле и замысле Илуватара и пёкся только о том, чтобы изложить его, не украшая какими-то собственными изобретениями», остались с Творцом. Другие (в их числе Мелько) откололись от остальных и «умоляли Илуватара позволить им поселиться в пределах мира». Они вызываются быть хранителями, но, как выясняется в дальнейшем, двигали ими гордыня и жажда власти над Детьми Илуватара — прежде всего людьми. «Всецело прозревая сердца их, Илуватар всё же внял желанию Айнур». Валар спускаются в мир, и первым из них в огне низвергается Мелько. В ранней версии эти духи, по мере развития сюжета многократно проявляющие гордыню, близорукость и эгоистичность, — действительно вполне «языческие боги». И если Мелько и его присные — очевидные демоны, то Валар Валинора (за редкими исключениями) в «Книге» — существа полудемонической природы, прикованные к земле и аиру в наказание за свою гордыню, хотя и не последовавшие за мятежом Люцифера».
В «Книге Утраченных Сказаний» решение Валар отказаться от помощи нолдор и закрывать Валинор от внешнего мира наиболее дальновидные и дружественные к людям Валар — Манвэ, владыка воздуха, и Ульмо, владыка вод — характеризуют как преступное:
«Тщетно Улмо в прозрении молил о жалости и прощении для нолдоли, напрасно Манвэ открывал тайны Музыки Айнур и цель бытия мира; долгим и весьма шумным был тот совет и исполнен горечи и полыхающих слов больше любого другого, бывшего впредь. Посему Манвэ Сулимо наконец ушёл оттуда, молвив, что ни стены, ни крепостные валы не оградят их от зла Мэлько, что уже живёт средь них, затуманивая весь их разум».
(«Сокрытие Валинора»).
Однако по мере возрастания тенденции к «ангелизации» Валар в более поздних текстах Толкина, в рамках которой они переосмысляются автором как наместники Бога, поставленные им над миром, осуждение этого решения исчезает. Напротив, решение Валар воздержаться от немедленного выступления против Моргота в «Сильмариллионе» переосмысляется как поступок, предпринятый ими во имя безопасности человеческого рода («хильдор» — люди, «квенди» — эльфы):
«И действительно, говорится, что, как Валар начали войну против Мелькора во имя квенди, так на сей раз они воздержались от битв во имя хильдор, Пришедших Позже, младших Детей Илуватара. Ибо столь ужасные разрушения в Средиземье повлекла за собою война против Утумно, что опасались Валар, как бы на этот раз не случилось худшего, ибо предначертано было, что хильдор смертны, и слабее квенди пред страхом и бурями мира. Более того, не открылось Манвэ, где пробудится род людей: на севере, юге или на востоке».
В позднем черновом тексте под названием «Преображённые Мифы» этот мотив получает дальнейшие развитие — решения Валар представляются как следствие мудрого расчёта, направленного на благо для обитателей Средиземья (причём получившееся объяснение весьма цинично — по версии «Преображённых Мифов», Валар решили вести войну с Морготом посредством восставших против них нолдор):
«На предмет обсуждения можно посмотреть иначе. Закрытие Валинора от восставших Нолдор (которые покинули его добровольно, и после предупреждения) было справедливым. Но если мы осмеливаемся приписывать Древнему Королю какие-то мотивы и обсуждать его ошибки, то, высказывая свое мнение, нам нужно помнить несколько вещей, Манвэ был мудрейшим и осмотрительнейшим духом на Арде. Он представлен обладающим великими знаниями о Музыке в целом, кроме того (единственный из лиц того времени) он владеет мощью, достаточной для прямого общения с Эру. Он должен был ясно осознавать то, что мы понимаем с большим трудом: появление нового зла и нового добра — неотъемлемая деталь «истории» Арды. Особый аспект этого — обращение стараний Исказителя и его наследников в оружие против зла. Рассмотрим ситуацию после побега Моргота и восстановления его обиталищ в Средиземье. Отважные Нолдор лучше всего удерживали Моргота на Севере — фактически в осаде, в то же время не побуждая его к буйству нигилистического разрушения. Между тем люди (или те из них, кто сбросил с себя тень Чёрного Владыки) встретились с народом, видевшим Благословенное Королевство. Общаясь с непримиримыми Эльдар, Люди возвысились до максимально возможного для них состояния. Два брака влили в род Людской кровь благороднейших эльфийских Домов, подготовив человечество к тогда ещё далеким дням «увядания» Эльфов. В таком случае, последнее явление Валар, закончившее падением Тангородрима, может быть не вынужденно задержанным, а точно рассчитанным по времени».
В другом позднем тексте Толкина — «Законы и Обычаи Эльдар» — и вовсе прямо высказывается мнение, что критиковать Валар — совершать грех:
«Те, кто дает плохие советы или говорит против Властей (и даже против Единого, если отваживаются) — несут зло, и их нужно остерегаться, будь они во плоти или развоплощены».
Таким образом, мы видим любопытную метаморфозу — пока Толкин рассматривал придуманных им Валар как своего рода «языческих богов», существ, не однозначно-благих в моральном плане (хотя и способных — по крайней мере, в лице лучших своих представителей — заботиться о чужом благе и, в целом, более дружественных к эльфам и людям, чем откровенный злодей Моргот), он был способен к критической оценке их поступков. Но как только он в более поздних текстах переосмысляет Валар как наместников Бога, он всё больше и больше склоняется к безоговорочной апологетике принятых ими решений. Это весьма любопытным образом повлияло на развитие придуманного им мира.
Во-первых, Валар становятся более жестокими. В «Книге Утраченных Сказаний» во время исхода нолдор из Валинора в Средиземье один из духов на службе Мандоса предсказывает их будущее поражение, убеждаясь их вернуться в Валинор из беспокойства за них — он «умолял их вернуться, но они отвечали ему насмешками, и тогда он, стоя на высокой скале, обратился к ним так громко, что его голос услышали даже на судах; и он предсказал им многие несчастья, что пали на них потом, предупреждая их о коварстве Мелько» («Исход нолдоли»).
В «Сильмариллионе» соответствующее предсказание озвучивает сам Мандос, причем оно охарактеризовано как «проклятие и пророчество, что называют Пророчеством Севера и Приговором нолдор», и оно является не только предсказанием, но и неприкрытой угрозой — в частности, Мандос заявляет нолдор, что «Валар оградят от вас Валинор и захлопнут перед вами двери, так, что даже эхо стенаний ваших не услышат за горами» (хотя некоторые из Валар — Манвэ и Ульмо — позднее всё же помогают нолдор в их злоключениях) и что после гибели их ждёт долгое заточение в его чертогах умерших: «Долго томиться вам там, тоскуя по утраченной плоти, и не обрести жалости, пусть даже все убиенные вами станут просить за вас».
Приговор Мандоса становится наказанием за убийство тэлери в Альквалондэ. Тот мотив, что в Средиземье нолдор не только пострадали от козней Моргота, но и поплатились за злодеяния, совершённые ими в Альквалондэ (то есть что зло нельзя совершить безнаказанно), присутствовал и в «Книге Утраченных Сказаний»:
«В то время свободные нолдоли весьма опасались своих родичей, что отведали рабства, ибо, принужденные страхом, пытками и чарами, вершили те измену; так отмщены были злодеяния гномов в Копас Алквалунтэн: гном [здесь имеются в виду не гномы-карлики, а нолдор, именуемые гномами или номами — прим. автора] обратился против гнома, и прокляли нолдоли день, когда впервые вняли они обману Мэлько, и горько раскаивались в том, что покинули благословенное королевство Валинор».
(«Турамбар и Фоалокэ»).
Но теперь наказание нолдор ставится в связь с волей Валар — они заявляют, что не простят их, даже если их простят тэлери — в то время как в «Книге Утраченных Сказаний» даже сокрытие Валинора и отказ от помощи обитателям Средиземья были связаны не только с волей самих Валар, но и с тем, что закрыть Валинор от внешнего мира потребовали живущие в нём эльфы.
Любопытно, что из более поздних текстов Толкина исчезает следующий пассаж, вложенный им исходно в уста Мелько в «Книге Утраченных Сказаний» при описании его деятельности по подстрекательству нолдор к восстанию против Валар:
«- Вы — рабы, — говорил он, — либо, ежели вам угодно, дети, которым приказано играть в игрушки и не велено ходить далеко либо знать слишком много. Может статься, скажете вы: «Добрые времена даровали нам Валар»; но попробуйте только выйти за поставленные ими пределы, и вы узнаете жестокость их сердец».
(«Воровство Мэлько и затмение Валинора»).
Не потому ли, что применительно к более поздним текстам Толкина это утверждение в некоторых отношениях становится похожим на правду?
В «Книге Утраченных Сказаний» Манвэ отговаривает нолдор от переселения в Средиземье, опасаясь раздоров между эльфами и людьми:
« — Моё сердце чувствует, а мудрость — предрекает, — молвил он, — что немного времени осталось до того, как иные Дети Илуватара, отцы отцов Людей, вступят в мир — и знайте: в Музыке Айнур, что не изменится, было явлено, что в конце концов мир перейдёт на долгие времена под власть Людей. Но будет то к счастью или к печали, Илуватар не открыл. И не хочу я, дабы раздор, страх или гнев царили между несхожими Детьми Илуватара, и желал бы я, чтобы много веков в мире не было созданий, могущих враждовать с пришедшими Людьми и повредить им, пока их племена не окрепли, пока народы, живущие на земле, ещё дети.
К этому он прибавил множество сведений о Людях, их природе и о том, что произойдёт с ними, и Нолдоли был поражены, ибо чрезвычайно редко случалось им слышать от Валар о Людях; и потому мало размышляли они об этом, полагая, что создания сии слабы, слепы, неуклюжи, смерть преследует их, и что никоим образом не могут они равняться со славою Эльдалиэ. И теперь, хотя Манвэ излил свое сердце в надежде, что Нолдоли увидят, что действует он не без цели и без причины, успокоятся и уверятся в его любви, те, скорее, были изумлены, открыв, что Айнур столь серьезно относятся к Людям, и слова Манвэ достигли лишь противного его желанию».
(«Воровство Мэлько и затмение Валинора»).
Напротив, в «Сильмарилионе» Валар, по сути, ничего толком не сообщают эльфам о людях, и Мелькор пользуется их молчанием в своих собственных целях, убеждая нолдор, что Валар увели эльфов из Средиземья, дабы отдать его людям:
«Более того, хотя Валар в те дни и знали о назначенном приходе людей, эльфам о том до поры было неведомо; ибо Манвэ им того не открыл. Мелькор же тайно поведал эльдар о Смертных людях, видя, что умолчание Валар можно исказить и обратить во зло <…> Долго говорил Феанор, убеждая нолдор последовать за ним и собственной доблестью завоевать свободу и обширные королевства восточных земель, пока не поздно; ибо в речах его эхом звучали лживые наветы Мелькора о том, что будто бы Валар обманули эльфов и намерены держать их в плену, чтобы люди стали править в Средиземье. Многие эльдар в первый раз тогда услышали о Пришедших Позже».
Проще говоря, в «Сильмариллионе» Валар не считают нужным объяснять своим подданным мотивы собственных действий.
Во-вторых, как ни странно, по мере «ангелизации» Валар становятся, вдобавок ко всему, ещё и более некомпетентными. В «Книге Утраченных Сказаний» они своевременно реагируют на козни Мелько, когда те обнаруживаются:
«Наконец, столь сильно встревожился он, что держал совет с Фэанором и даже с Инвэ и Эллу Мэлемно (который был главой Солосими), и согласился с их словами, что надлежит поведать о тёмных происках Мэлько самому Манвэ. <...> Однако и Мэлько, и Нолдоли были отосланы с укоризной. Мэлько было приказано воротиться в Мандос и жить там в покаянии».
(«Воровство Мэлько и затмение Валинора»).
Лишь позднее, переманив на свою сторону часть слуг Мандоса, Мелько удаётся бежать из заточения, похитить Сильмарилы и убить светоносные Древа Валар, погрузив Валинор во тьму. В окончательной версии «Сильмариллиона» Мелькор совершенно безнаказанно и беспрепятственно обрабатывает нолдор — не только подстрекая их к восстанию против Валар, но и стравливая друг с другом их вождей, сыновей их короля Финвэ (в «Книге Утраченных Сказаний» этот персонаж носил имя Нолэмэ), и попутно вооружая их тайно от Валар прямо у них под боком:
«Тогда Мелькор распустил в Эльдамаре новые лживые слухи, и коварные наветы достигли ушей Феанора, будто бы Финголфин и его сыновья замышляют захватить власть, принадлежащую Финвэ и Феанору, его прямому наследнику, и сместить их с дозволения Валар, ибо Валар недовольны тем, что Сильмарили хранятся в Тирионе, а не доверены им. А Финголфину и Финарфину говорилось иное:
«Остерегайтесь! Никогда не питал любви надменный сын Мириэли к детям Индис. Теперь он могуч, и отец во всем уступает ему. Недалеко то время, когда он изгонит вас с холма Туна!»
Когда же убедился Мелькор, что лживые наветы его уже дают плоды и что в сердцах нолдор пробудились гордыня и гнев, он заговорил с ними об оружии; и тогда нолдор стали ковать мечи, и секиры, и копья. И щиты они делали, и изображали на них знаки домов и родов, что соперничали друг с другом; щиты носили они открыто, а о прочем оружии умалчивали, ибо каждый полагал, что он один вовремя упреждён. А Феанор выстроил тайную кузницу, о которой не проведал даже Мелькор; и там закалил смертоносные мечи для себя и своих сыновей, и выковал высокие шлемы, и украсил их алыми перьями».
Козни Мелькора в «Сильмариллионе» обнаруживаются лишь тогда, когда дело доходит до открытого недовольства среди нолдор («Ибо теперь Феанор открыто вел бунтарские речи противу Валар, объявляя повсюду, что уйдёт из Валинора назад во внешний мир и освободит нолдор от рабства, если те последуют за ним») — и угрозы убийством со стороны Феанора Финголфину. Но даже в такой ситуации Валар оказываются неспособны Мелькора поймать:
«Тогда наконец обнаружился корень зла и разоблачено было коварство Мелькора; и тотчас же Тулкас покинул совет, чтобы схватить его и вновь привести на суд <…> Мелькор же, узнав, что ухищрения его разоблачены, скрылся и скитался от места к месту, словно туча в холмах; и тщетно разыскивал его Тулкас».
То есть в окончательной версии «Сильмариллиона» Валар элементарно неспособны поддерживать порядок даже в Валиноре, своём собственном королевстве.
Любопытную метаморфозу переживает и толкиновский сюжет о тайном городе Гондолине, последнем оплоте нолдор. В «Книге Утраченных Сказаний» Гондолин возводится нолдор во главе с королем Тургоном после поражения от Моргота в Битве Бессчётных Слёз: «Тургон с большим воинством, видя, что сражение проиграно, развернулся, прорубил себе путь к отступлению и спас часть женщин и детей <…>«.
После упоминания о «Рудниках Мэлько» и «Заклятии Бездонного Ужаса» (которое Мэлько накладывал на своих рабов) история завершается «Строительством Гондолина» («Рассказ Гильфанона: страдания нолдоли и приход людей»). Для того, чтобы в Гондолине могли укрыться другие нолдор, живущие во внешнем мире, подвластном Морготу после Битвы Бессчётных Слёз, его жители «прорыли тот сокрытый проход, который народ называл Путём Избавления, и много было споров об этом, но в в конце концов, сострадая нолдолам, томящимся в рабстве, решили прорыть его» («Падение Гондолина»). Сказано, что «многие отважные нолдолы ускользали из тех гор и спускались по Сириону; и хотя немало их погубила злоба Мелько, многие все же находили эту волшебную дверь и в конце концов попадали в Каменный Град и пополняли собой число его жителей»[7].
Один из ключевых персонажей сюжета о Гондолине на всём протяжении его развития — человек Туор, пришедший в Гондолин как посланник от Ульмо и женившийся на Идриль, дочери короля Гондолина Тургона (в их браке родился величайший из мореходов, Эарендиль, отправившийся в Валинор просить о помощи против Моргота и добившийся отправки армии Валар на войну в Средиземье). В «Книге Утраченных Сказаний» Туор от имени Ульмо призывает Тургона «преумножить воинство твое и готовиться к битве, ибо время приспело <…> если же ты доверишься ныне валар, то падут орки, хоть и будет та битва ужасна, и владычество Мелько обратится в ничто» («Падение Гондолина») — то есть начать войну против Моргота за освобождение эльфов и людей из рабства (ср. с пассажем из «Турамбара и Фоалокэ» — «С каждым днём всё более темнели челом вожди родотлим, и приходили к ним сны, повелевая восстать и отправиться быстро и тайно на поиски Тургона, если сие возможно, ибо от него могло еще придти спасение гномам»). Однако из страха перед опасностями войны Тургон решил, что «ничья воля не заставит его вопреки собственному решению подвергнуть опасности драгоценный труд стольких веков», падение Моргота оказывается отсрочено, а прекрасный Гондолин, который Тургон надеялся таким путём сберечь — разрушен.
В «Сильмариллионе» история Гондолина подвергается значительным изменениям. Тургон строит Гондолин ещё до Битвы Бессчётных Слёз (когда у эльфов ещё оставалась, пусть и призрачная, надежда на победу — впрочем, объективности ради, в самой Битве Бессчетных Слёз гондолинцы во главе с Тургоном участвовали и в «Сильмариллионе») по совету Ульмо. Мотив того, что по «пути избавления» в Гондолин успешно бежали эльфы из внешнего мира, исчезает — напротив, когда Гондолин ищет Хурин, он обнаруживает, что этот путь завален. «После Нирнаэт Арноэдиад гондолиндрим предпочли навсегда отгородиться от страданий эльфов и людей внешнего мира» («Сильмариллион»). В «Приходе Туора в Гондолин» из «Неоконченных сказаний» эльф Арминас говорит встреченному им Туору: «Жилище Тургона сокрыто, сокрыты и пути к нему. Я не знаю их, хотя долго искал их». Когда эльф из Гондолина Воронвэ приводит Туора в Гондолин, стражники говорят ему: «Но за то, что он привел сюда чужеземца, он лишается этого права и подлежит королевскому суду, куда он должен быть отведён под стражей. Что касается чужеземца, он будет убит или взят в плен, по усмотрению Стражи», причём один из стражи добавляет Воронвэ: «Если бы ты без дозволения привёл сюда одного из Нолдор, это уже было бы тяжким проступком. Но ты показал Заветный путь Человеку, Смертному, — ибо по его глазам я вижу, кто он»[8]. Туора приняли лишь потому, что он пришёл как посланник Ульмо, облачённый в доспехи Тургона, специально оставленные им в его бывшем обиталище — Неврасте. Туор, прибыв в Гондолин как посланник Ульмо, призывает Тургона не к выступлению против Моргота, а к отступлению на побережье: «И упредил он Тургона, что Проклятие Мандоса уже готово свершиться — и тогда погибнут все творения рук нолдор; и повелел королю покинуть прекрасный и могучий город, отстроенный им встарь, и уйти, и спуститься вниз по течению Сириона к морю»[9].
Видоизменяется и сюжет о последней войне Валар и эльфов с Морготом, в которой тот был окончательно повержен (в «Сильмариллионе» это Война Гнева). В «Книге Утраченных Сказаний» она, к сожалению, разработана лишь в виде отдельных набросков, но в «Сказании об Эарендэле» упомянуто, что «птицы рассказывают эльфам о Падении Гондолина и об ужасной судьбе гномов. Советы богов и волнение эльфов. Поход Инвэр и тэлери» («тэлери» здесь — эльфийский народ, позднее названный «ваньяр»). Насколько можно судить по черновым наброскам, поход первоначально начался даже вопреки воле Валар, поскольку упомянуто о том, что «пала завеса между Валмаром и Кором, ибо хотя боги не разрушают город, они не в силах взирать на него» (Кор — город эльфов Валинора, позднее получивший название «Тирион», где жили нолдор, а в версии «Книги Утраченных Сказаний» — нолдор и «тэлери»-ваньяр). Напротив, в «Сильмариллионе» после прибытия в Валинор морехода Эарендиля с вестями о бедствиях, постигших народы Средиземья, выступление эльфов на Войну Гнева происходит по инициативе Валар.
Нетрудно заметить, что в окончательной версии истории Гондолина и Войны Гнева действия эльфов Гондолина и Валинора оказываются в меньшей степени исходящими от их собственной инициативы и в большей степени — исходящими от воли высших сил. При этом они примечательным образом становятся более чёрствыми и эгоистичными — так, эльфы Гондолина по версии «Сильмариллиона» (в отличие от версии «Книги Утраченных Сказаний») не помогают эльфам из внешнего мира бежать в их город, а ваньяр выступают на войну не самочинно из жалости к нолдор Средиземья (во всяком случае, этот мотив из текста исчезает), а по инициативе Валар, армию которых в их походе против Моргота возглавляет Эонвэ, герольд Манвэ как Верховного Короля Арды.
Специфическое влияние религиозное мировоззрение Толкина оказало и на «Властелин Колец». С одной стороны, с гуманистической точки зрения вызывает одобрение ответ Гэндальфа на слова Фродо Бэггинса о Голлуме (пожалуй, одном из самых неприятных персонажей «Властелина Колец»), что тот «заслуживает смерти» — здесь автор руководствуется идеалом милосердия:
« — Верно. Заслуживает. И не только он. Многие из живущих заслуживают смерти, а многие из умерших — жизни. Ты можешь вернуть ее им? То-то же. Тогда не спеши осуждать и на смерть. Никому, даже мудрейшим из Мудрых, не дано видеть все хитросплетения судьбы. Вряд ли Горлум исправится прежде, чем умрёт, и всё же такая возможность есть. Его судьба не случайно переплелась с историей Кольца и, сдаётся мне, роль свою он сыграл не конца. А коли так, еще неизвестно, чем обернется простая жалость хоббита Бильбо для судеб всего этого мира, а для твоей собственной судьбы — тем паче».
(«Братство Кольца»).
С другой стороны, финал «Властелина Колец» — когда Фродо, поднявшись на Ородруин, чтобы уничтожить созданное Сауроном Единое Кольцо, поддаётся искушению и объявляет Кольцо своим, и лишь появление Голлума, отнимающего у Фродо Кольцо и падающего в жерло вулкана (что и приводит к гибели Саурона и падению Мордора) — вызывает некоторые вопросы, поскольку получается, что Голлум был пощажён Бильбо для того, чтобы (Божьим промыслом) погибнуть много лет спустя (причем раскаяться он так и не смог, как и предвидел Гэндальф — напротив, он во время путешествия героев в Мордор предал Фродо и Сэма, ранее оставивших ему жизнь, паучихе Шелоб). Получается, что Единое Кольцо было уничтожено не вследствие положительных человеческих качеств (способности сопротивляться искушению Единого Кольца — при ином построении сюжета остановить Фродо для его же блага мог бы и его преданный друг Сэм Гэмджи), а вследствие действий глубоко внутренне порочного Голлума (а точнее, вследствие вмешательства Бога в происходящее, направившего ход событий — и Голлума — нужным образом).
Толкин соответствующий эпизод своего произведения так и толковал:
«Да, Фродо “потерпел неудачу”. Не исключено, что, после уничтожения кольца последняя сцена практически изгладилась из его памяти. Однако приходится посмотреть в лицо правде: в конечном счете в этом мире воплощённые создания силе Зла до конца сопротивляться не способны, какими бы “хорошими” они ни были; а Сочинитель Повествования — не один из нас».
(Письмо 181).
Возникает жуткая ситуация, когда описывается действие предмета (Единого Кольца), которое в конечном итоге при долгом взаимодействии способно развратить сколь угодно порядочного человека (что вступает в определённое противоречие даже с вполне себе христианской идеей свободой воли). Даже Сэм Гэмджи — пожалуй, самый порядочный и чистый душой персонаж «Властелина Колец», носивший Единое Кольцо совсем недолго — сталкивается с соблазном присвоить его.
Стремясь подчеркнуть слабость твари и величие Творца, Толкин, вольно или невольно, в этом отношении по степени пессимизма и фатализма оказался на одном уровне с античным язычником Платоном, рассказавшим во второй книге «Государства» легенду о кольце лидийского царя Гигеса, способном делать человека невидимым (собственно, историю кольца Гигеса многие рассматривают как прямой прототип истории Единого Кольца):
«Итак, если бы было два перстня, и один на руке справедливого, а другой — несправедливого; то никто, как надобно полагать, не был бы столь адамантовым, чтоб остался верным справедливости, решился воздерживаться от чужого и не прикасаться к нему, тогда как имеет возможность и на площади, без опасения, брать, что ему угодно, и входя в домы, обращаться, с кем хочет, и убивать или освобождать от оков, кого вздумает, и делать всё прочее, будто бог между человеками».
Вымышленный мир Толкина сравнительно с оригинальными языческими мифами и легендами выглядит сильно более гуманно и современно; даже в окончательной версии толкиновской мифологии Валар в сравнении с олимпийскими богами античности или асами скандинавской мифологии (жестокими, развратными, вероломными и с презрением относящимися к людям) более человечны, дружественны к обитателям мира и склонны заботиться о них (в частности, они передают знания эльфам, поселившимся в Валиноре, а позднее — и людям Нуменора). Это можно рассматривать как своего рода «облагораживание» языческого материала христианской моралью автора — в соответствии с рассуждениями самого Толкина о необходимости христианизации «северного духа»[10].
Однако, напротив, дальнейшая «христианизация» вымышленного мира Толкина и окончательная «ангелизация» Валар сделала повествование в некоторых аспектах сильно более проблематичным в моральном плане, поскольку привела к оправданию задним числом откровенно сомнительных поступков Валар по принципу «они большие, им виднее» (тут можно усмотреть, в частности, ещё и определённую параллель с отношением католической церкви, к числу приверженцев которой Толкин принадлежал, к папской власти и с доктриной о непогрешимости Папы ex cathedra). В случае же с религиозным посылом «Властелина Колец» это дало ещё более неутешительный результат.
Примечания:
[1] Нолдор «превосходят в искусстве всех прочих эльфов; и уже по-своему, сообразно тем дарам, коими наделил их Илуватар, немало всего добавили нолдор к тому, чему учил их Аулэ. Отрадно было им постигать языки и письмена, овладевать цветным шитьём, и рисунком, и резьбою. Это нолдор первыми начали создавать драгоценные камни, а прекраснейшими из всех драгоценностей земли стали Сильмарили, только утрачены они навсегда <…> Великие знания и искусство обрели нолдор, но не иссякала их неуёмная жажда новых знаний, и вскоре во многом превзошли они своих учителей. Речь их непрестанно менялась, ибо велика была любовь нолдор к слову, и постоянно стремились они подобрать более точные названия всему, что знали и о чём помышляли. И так случилось, что каменщики дома Финвэ, трудясь в горных каменоломнях (ибо в радость им было возводить высокие башни), первыми нашли драгоценные кристаллы земли, и добыли их бесчисленное множество; и придумали орудия для обработки и огранки камней, и придали им многие формы» («Сильмариллион»).
[2] «Кроме того, — и здесь, надеюсь, слова мои не прозвучат совсем уж абсурдно, — меня с самых юных лет огорчала нищета моей любимой родины: у нее нет собственных преданий (связанных с её языком и почвой), во всяком случае, того качества, что я искал и находил (в качестве составляющей части) в легендах других земель. Есть эпос греческий и кельтский, романский, германский, скандинавский и финский (последний произвёл на меня сильнейшее впечатление); но ровным счетом ничего английского, кроме дешёвых изданий народных сказок» (Письмо 131).
[3] «Во-вторых, что более важно: артуриана не только связана с христианством, но также явным образом его в себе содержит. В силу причин, в которые я вдаваться не буду, это мне кажется пагубным. Миф и волшебная сказка должны, как любое искусство, отражать и содержать в растворённом состоянии элементы моральной и религиозной истины (или заблуждения), но только не эксплицитно, не в известной форме первичного «реального» мира» (Письмо 131).
[4] Вообще Толкину в «Сильмариллионе» удалось создать яркие, запоминающиеся и неоднозначные образы героев, находящихся в конфликте с высшими силами (Феанор и его сыновья), злым роком (Турин Турамбар) или просто общественными условностями. Даже такие персонажи, как Берен и Лютиэн или мореход Эарендиль, формально не конфликтующие с высшими силами, на практике пытаются обойти их волю или установленные ими законы. Лютиэн добивается от Валар воскрешения из мёртвых её возлюбленного Берена (и сам их союз — человеческого мужчины и эльфийской женщины — идёт против предубеждений в отношении людей, существующих у многих эльфов, особенно эльфов родины Лютиэн — Дориата). Эарендиль отправляется на запад в Валинор вопреки Приговору Мандоса, закрывающему его для жителей Средиземья, тем более что он не имеет права находиться в Валиноре и как человек: “Говорится среди эльфов, что едва ушел Эарендиль разыскивать свою жену Эльвинг, Мандос заговорил об участи его и молвил: «Ужели дозволено будет смертному при жизни вступить на неувядаемые земли — и сохранить жизнь?». Но отозвался Улмо: «Для того и явился он в мир. Вот что скажи мне: кто он — Эарендиль ли, сын Туора из рода Хадора, или сын Идрили, дочери Тургона из эльфийского дома Финвэ?» И ответствовал Мандос: «Нолдор, по доброй воле ушедшим в изгнание, равно не позволено возвратиться сюда»” («Сильмариллион).
[5] Они — «духи раздора», о которых сказано, что «было бы лучше, если бы они никогда не нашли дорогу в мир». Они были «первыми и главными из тех, кто присоединился к разладу Мелько и кто помог ему творить его музыку». Макар «любил спорить и затевать драку без причины». У Макара и Меассэ в Валиноре имеются «мрачные чертоги», где между вассалами Макара идёт непрерывная битва (за вычетом того времени, которое обитатели чертогов тратят на пиры), а Меассэ поит потерявших чувство воинов крепким вином, чтобы они возвращались к сражению. В чертогах звучат «свирепые песни победы, грабежа и разорения». Макар вооружён огромной секирой, а Меассэ — копьём.
[6] «Велико было чудесное волшебство Солнца в дни блистающей Урвэнди, но не столь нежно и дивно светило оно, как Древо Лаурэлин в прежние дни. И оттого снова пробудился в Валиноре шепот недовольства среди Детей Богов, ибо гневались Мандос и Фуи, пеняя Аулэ и Варде, что тем лишь бы вносить путаницу в миропорядок и превращать землю в край, где не осталось тихой мирной тени» («Сказание о Солнце и Луне»).
Не менее примечателен образ Фуи Ниенны, супруги Мандоса в версии «Утраченных Сказаний», ставшей прототипом для Ниенны из «Сильмариллиона» и отчасти — для Вайрэ как супруги Мандоса оттуда же. Она «превращает солёные испарения в слёзы и ткёт она чёрные облака», несущие «отчаяние, слёзы без надежды, скорбь, слепое горе». Крыши её чертога — из крыльев летучих мышей, а сам чертог — из базальта. Другое её имя — «Хэскиль», то есть «та, что приносит зиму».
[7] В Гондолине в версии «Книги Утраченных Сказаний» даже существовал возглавляемый Рогом (см. выше) Дом Гневного Молота, состоявший из беглых рабов Моргота и покрывший себя в сражении с напавшими на город врагами особенной славой.
[8] В ранней версии («Падении Гондолина») Воронвэ и Туора встречают гораздо более тепло (несмотря на то, что в версии «Книги Утраченных Сказаний» большинство людей служило Морготу, а друзья эльфов вроде Хурина или Туора были скорее исключением):
«И сказал Воронве:
— Отведи же нас туда, ибо мы жаждем войти, — а Туор добавил, что душа его рвётся вступить на стези того дивного града.
И ответил тогда старший из Стражников, что они сами должны остаться у входа, ибо пройдёт ещё много дней, прежде чем окончится месячный срок их стражи, но Воронве с Туором могут отправиться в Гондолин, да и не надобен им провожатый».
[9] Для сравнения, в «Падении Гондолина» Туор также предлагает Тургону отступление на побережье, но лишь как альтернативу немедленному выступлению против Моргота на случай, если Тургон не согласится на войну: «но Туор, по велению Ульмо, который боялся, что Тургон не согласится, сказал так: — Тогда поручено мне сказать, чтобы люди Гондотлим быстро и незаметно спустились по Сириону к морю и там построили себе ладьи и отправились на поиски пути в Валинор» («Падение Гондолина»).
[10] В письме к своему сыну Майклу от 9 июня 1941 года Толкин, враждебно настроенный к нацизму, рассуждал о Гитлере: «Не он ли уничтожает, извращает, растрачивает и обрекает на вечное проклятие этот благородный северный дух, высший из даров Европе, — дух, который я всегда любил всем сердцем и тщился представить в истинном его свете. Нигде, к слову сказать, дух этот не проявился благороднее, нежели в Англии, нигде не был освящён и христианизирован так рано» (Письмо 45).
