Продолжаем рассказывать о знаменитых пациентах. В прошлой серии хирург Поль Брока встретил больного по прозвищу «Тан» и открыл «центр речи» в мозге. Теперь поговорим о первой «бессмертной» линии клеток: о том, сколько пользы она принесла и сколько проблем доставила учёным.
Живая Генриетта
При рождении Генриетту Лакс (Henrietta Lacks) звали Лореттой Плезант (Loretta Pleasant) — как она приобрела новое имя, никто уже не помнит. Когда девочке было 4 года, её мать умерла, и отец, сообразив, что не сможет в одиночку вырастить десятерых детей, переехал из Роанока в Кловер и распределил их между родственниками. Генриетта досталась дедушке, Томасу Лаксу. Она жила вместе с дедом и двоюродным братом Дэвидом в деревянном бараке и выращивала табак на ферме.
Когда Генриетте было 14, она родила от кузена сына, через 4 года — дочь, а ещё через 6 вышла за Дэвида замуж. В тот же год их кузен Фред Гаррет уговорил Дэвида переехать на север в небольшой посёлок Станция Тёрнер. Рядом, в районе Спарроу-пойнт (Sparrow’s Point) города Балтимора, открылся сталелитейный завод компании Bethlehem Steel, где можно было заработать 80 центов в час — белые получали гораздо больше, но для Лаксов и это были фантастические деньги.
На новом месте у пары родились ещё трое детей. Примерно за год до рождения последнего ребёнка Генриетта почувствовала недомогание и пожаловалась подругам на «узел» в животе. Вскоре она обнаружила, что беременна и решила, что это и есть причина дискомфорта. Женщина не собиралась к врачу: во-первых, боялась, что ей удалят матку, и она не сможет больше рожать, во-вторых, Лаксы не особенно доверяли докторам. В семье поговаривали об учёных, которые по ночам похищают «чёрных» и проводят на них опыты. Уже после рождения сына Джо Генриетта заметила, что кровь появляется на белье даже тогда, когда до месячных далеко, поборола страх и обратилась в Госпиталь Джонса Хопкинса — единственную больницу в округе, где лечили «цветных».
Врачи поставили диагноз: эпидермоидная карцинома шейки матки, первая стадия. Ни после родов, ни спустя шесть недель никаких аномалий доктора не заметили, но через три месяца уже имели дело со зрелой опухолью — она росла с огромной скоростью. Генриетту лечили облучением радием. Перед первой процедурой дежурный хирург, доктор Лоуренс Уортон-младший (Lawrence Wharton Jr.), взял у больной образцы здоровой и раковой ткани и передал её в лабораторию Джорджа Отто Гейя (George Otto Gey. Лакс об этом никто не сказал — в те времена ни о каком «информированном согласии» речи не шло, а врачи иногда даже не сообщали пациенту диагноз.
После нескольких курсов рентгенотерапии опухоль исчезла, рак отступил. Хотя Генриетта всё ещё жаловалась на самочувствие, врачи ничего не находили — а потом во время одного из визитов в больницу вдруг признали пациентку неоперабельной. В короткий срок опухоль поразила все органы, и о выздоровлении речи уже не шло. 4 октября 1951 года Генриетта Лакс умерла.
Вечно живые клетки Генриетты
А вот её клетки выжили и живы до сих пор. Доктор Уортон взял у Генриетты образцы не просто так — об этом его попросил врач Ричард Телинд (Richard Wesley TeLinde). В начале 50-х рак шейки матки был ещё плохо изучен, учёные не знали, что его провоцирует и как он развивается. Опухоли делили на инвазивные и неинвазивные (так называемая карцинома in situ): считалось, что первые нужно лечить, поскольку они вызывают рак, а вторые несмертельны, и трогать их не стоит. Телинд утверждал, что неинвазивные опухоли перерождаются в инвазивные — для того, чтобы доказать это, он проанализировал медкарты пациенток Больницы Хопкинса и показал, что карцинома in situ перерождалась в рак больше, чем в половине случаев. В продолжение исследований он хотел вырастить в пробирке нормальные ткани и ткани опухолей обоих типов и сравнить их. Эта работа окончательно убедила бы оппонентов.
Телинд договорился с клеточным биологом Джорджем Гейем: врачи поставляют ему образцы ткани, а Гей у себя в лаборатории выращивает клеточные культуры. У Гея уже была для этого кое-какая техника: он разработал вращающийся барабан, в который вставлялись пробирки с клетками. Барабан крутился 24 часа в сутки со скоростью примерно два оборота в час, и клетки постоянно омывались питательной средой. Правда, выращивать ткани всё равно не получалось: доктора приносили кучу образцов, но клетки неизменно погибали через пару дней. До тех пор, пока в руках Гея не оказались ткани Генриетты Лакс.
Нормальные клетки темнокожей женщины вскоре тоже умерли, а вот раковые принялись активно размножаться. Они могли делиться бесконечное число раз, поэтому их прозвали «бессмертными». Поскольку в лаборатории Гея было принято называть культуры по первым буквам имени и фамилии пациента, новая линия получила имя HeLa. Как только учёный удостоверился, что HeLa действительно не мрут, он начал раздаривать пробирки всем подряд. Он даже отправлял клетки самолётом в другие страны — всем коллегам, которым они могли понадобиться.
HeLa стала первой бессмертной линией. С её помощью учёные стандартизировали процедуры выращивания и транспортировки клеточных культур. На HeLa тестировали вакцину от полиомиелита, а для этого пришлось построить целую фабрику — первую в истории фабрику по производству клеточных линий. Это предприятие было государственным, но вскоре появились частные компании, которые продавали бессмертных малюток лабораториям по всему миру. HeLa впервые клонировали, её отправляли в космос, заражали вирусами, облучали радиацией — в общем, делали всё, чего нельзя делать с людьми. Через тридцать лет после смерти Генриетты учёные выяснили, что развитию рака шейки матки способствует вирус папилломы человека — и снова не без помощи HeLa. Клетки никому не известной темнокожей женщины двигали медицину вперёд и спасали жизни всех без разбора — и «белых», и «цветных».
Семья Лакс узнала об этих экспериментах только спустя 20 с лишним лет и пришла в ужас. Хотя больница Хопкинса и Джордж Гей распространяли культуру бесплатно, новые биотехнологические компании неплохо на ней зарабатывали. Лаксам картина была ясна: белые люди продают «украденные» частицы тела их матери и наживаются на этом. «Все же мне всегда казалось странным, что, раз уж клетки нашей матери принесли так много пользы медицине, то почему получается, что её семья не может себе позволить ходить к врачам? Бессмыслица какая-то. Люди разбогатели благодаря моей матери и даже не сообщили нам, что взяли её клетки, и теперь мы не получаем ни дайма (монета в 10 центов)», — говорила дочь Генриетты Дебора.
Естественных наук Лаксы не изучали, поэтому им было попросту непонятно, что происходит. То ли Генриетта заболела по вине врачей, то ли по воле злых духов. Страдает ли она, когда её заражают ВИЧ и облучают? Беседуя с Лоуренсом, сыном Генриетты, в начале нулевых, журналистка Ребекка Склут (Rebecca Skloot) обнаружила, что он не знает, что такое «клетка». Лаксы больше прочли в газетах, чем услышали от врачей — они утверждали, что им ничего не объясняли. Семья по-прежнему до последнего избегала медиков, даже если речь шла о борьбе с гангреной — для Лаксов это были те же люди, что убили их жену и мать.
За 60 лет, прошедших с момента создания HeLa, учёные увидели не только рождение вакцины от полиомиелита. Они наблюдали, как из небытия возникают этические вопросы, которых в 1951 году не существовало. Когда Генриетта приходила в больницу, никто не сомневался, что у неё можно взять кусочек опухоли — а теперь общество вдруг заволновалось, что ни у женщины, ни у её семьи не спросили разрешения. В 50-х никому и в голову не приходило патентовать клеточные линии — теперь появились люди, которые пытались это сделать и даже преуспевали. Лаксы были недовольны тем, что клетки их матери продают совершенно посторонние люди, и они были не одиноки — в 1984 году Джон Мур (John Moore) подал в суд на врача и клинику за то, что они торговали культурами, выращенными из клеток его крови. Шесть лет спустя суд постановил, что ткани и другие биоматериалы, от которых «избавился» человек, не являются его собственностью. Так американский судья разрешил этическую дилемму Лаксов без их участия.
Непобедимая живучесть HeLa сначала казалась благословением, но вскоре стала проклятием. В 1966 году молекулярный биолог Стэнли Гартлер (Stanley Michael Gartler) выступил на конференции и объявил, что как минимум 18 клеточных линий заражены HeLa. Все они содержали редкий генетический маркер Г6ФД (глюкозо-6-фосфатдегидрогеназу-А), который встречается у афроамериканцев, хотя некоторые доноры были европейского происхождения. Все они оказались клетками HeLa. Выяснилось, что клетки Генриетты переносятся с пылью, на грязных пипетках или немытых руках. Если учёные не принимают мер предосторожности, клетки могут попасть в пробирку с другой культурой и «перерасти», вытеснить её.
Большинство учёных проигнорировали сообщение Гартлера — мысль о том, что куча исследований оказались невалидными, никого не радовала. На проблему закрывали глаза (за исключением отдельных специалистов) вплоть до начала нулевых. За это время ситуация только усугубилась: в заражении клеточных культур теперь обвиняют не только HeLa, но и другие линии. Только в 2007 году Национальные институты здравоохранения США (NIH) признали «ошибочную идентификацию клеточных линий» серьёзной проблемой. К сожалению, она не решена и сегодня.
Память о Генриетте
Семья Лакс так и не получила ни копейки от продажи клеток Генриетты. Однако кое-чего им всё же удалось добиться. Многие годы имя пациентки не разглашалось, а когда оно впервые появилось в газетах, то было написано неверно: Хелен Лэйн. Многие годы женщину называли то Хелен Лэйн, то Хелен Ларсон. Только в начале 70-х, когда коллеги решили почтить память Джорджа Гейя и опубликовали статью о создании HeLa, стало известно настоящее имя пациентки. Узнав о том, какую роль их мать сыграла в развитии науки, Лаксы начали раздавать листовки с рассказом о Генриетте — это всё, что могли сделать люди, которые едва сводили концы с концами. В конце концов, благодаря журналистам, потомкам Генриетты удалось рассказать миру историю семьи.
Основная заслуга принадлежит Ребекке Склут — она десять лет собирала материал и написала книгу «Бессмертная жизнь Генриетты Лакс». Именно Склут в 2013 году рассказала Лаксам о том, что немецкие учёные опубликовали результаты полногеномного секвенирования клеток HeLa — конечно, без согласия семьи. Когда Лаксы запротестовали, европейцы извинились и убрали данные из открытого доступа. NIH организовали комитет, который распоряжается генетической информацией семьи, и в него вошли двое потомков Генриетты. Теперь комитет предоставляет учёным все необходимые сведения только по запросу.
А ещё Ребекка Склут основала Henrietta Lacks Foundation. Эта организация выдаёт гранты людям, которые содействовали развитию научного прогресса и ничего за это не получили или даже не подозревали о своей роли. Ближайшие родственники Генриетты получили 50 грантов. Можно сказать, что справедливость восстановлена — на это потребовалось всего 60 лет и помощь негосударственной НКО.
В следующем выпуске: кого считают «самым изученным в истории», чему человек без памяти научил нейробиологов и как подружиться с тем, кто тебя не помнит.
