Здоровое любопытство — откуда берутся ночь, дождь, мухи в гнилом мясе и весь белый свет — распространяется и на слова. «Отчего кошку назвали кошкой?» «Внутренняя форма» большей части лексики всегда для современника загадочна. Много, конечно, и слов, структурно прозрачных. Вот на кровати лежит понятный «под-одеяль-ник». Но сама кровать уже вызывает вопросы[1]. Самые частые слова обычно и самые старые: они или сделаны из устаревших и забытых «деталек-морфем»; или звуки в них за тысячелетия преобразовались, сделав родственников непохожими (пресловутые начало и конец); или утрата материальной, «производственной» связи между предметами мешает ощутить связь между их названиями (мех и мешок). Или же непонятные слова достались по наследству от говоривших на другом языке, как многие имена рек и озёр в России.
И это повод создавать мифы о происхождении слов — наивную этимологию.
Удивляет лишь живучесть столь архаичного способа делать мир понятным. Ведь никто не защищает с мышью наперевес наивно-биологическую концепцию самозарождения настоящих мышей в грязном белье. А наивные этимологии процветают. Хорошо сказал об этом членкор РАН профессор Владимир Плунгян на дискуссии в Вышке «Популяризация науки: зачем и как»: «Спроси специалиста об этрусском языке, он и заведёт: «Вы знаете, существует несколько версий, ни одна не является достаточно достоверной…» И тут приходит другой человек, который всё знает: «Этрусский — это русский». Что скажет слушатель? «Вот человек знает, его и будем слушать, а ты иди отсюда». В витринах «Библиоглобуса» много книг таких знающих, с большими яркими постерами».
Кому-то хочется ответа на вопрос «Жизни, Вселенной и вообще», и миф для этого приспособлен лучше. Как писала Анна Зализняк, «представление о том, что «истинным» значением слова является его «исходное» значение, необычайно глубоко укоренено. Поиск этого исходного «истинного» значения — наивное этимологизирование — было свойственно человеку испокон веков. Достаточно вспомнить неиссякающие идеи о происхождении слов русский, этруски (= это русские), Азия (= аз и я)».
Интересно, что тот же самый человек, что взыскует «Истинного, Сакрального, Древнего» значения слова, которое скажет, как ему жить в сегодняшнем мире, в реальности при необходимости сам создаёт настоящие слова — без всякой сакральности, буднично и почти бессознательно. Тому примером рассыпанные по интернету окказионализмы типа хоть угуглись или заковрил своё авто, или сетевые жаргонизмы типа залайкать, или возникшее одновременно в разных местах с появлением электронных книг читалка. Но этот рутинный лингвистический навык не рефлексируется и не осознается как тот самый способ, которым новые слова приходят в мир. В сущности, применять своё владение родным языком в целях здравого смысла большинству непривычно. А «лингвистическая алгебра», лингвистический способ рассуждений просто незнакома.
Но это исправимо.
Наивные этимологии можно рассмотреть как лингвистические задачи на доказательство, подобно тем, что стоят перед следователем — могло такое событие случиться или нет? А заодно освежить в памяти то, что в ней хранится неосознанным, и достроить логические связи.
Почему семья — это не 7 «Я»
Среди мифов о происхождении слов наивная этимология слова «семья» на первом месте по популярности. Как только речь о семейных ценностях и старом добром мире, в котором люди жили дружно и рожали много, «семья — это Семь „Я“» тут как тут. Никакой Фоменко рядом не стоял. Давайте эту версию и разберём чисто логически, основываясь на том знании родного языка, которое есть у любого его носителя.
Могло ли слово «семья» когда-либо образоваться из словосочетания «семь „Я“»?
Версия состоит из 5 неявных утверждений.
1) В слове семья есть сегменты семь и я.
2) Сегмент семь означает числительное семь.
3) Сегмент я означает местоимение я.
4) В русском языке местоимение я может иметь значение человек, родственник.
5) Ну и, наконец, что два эти слова могли срастись в принципе.
Утверждение 1 и 3 неверны. В слове семья просто нет неотъемлемого сегмента я. Семья — это лишь одна из 12 форм, в виде набора которых существует и это, и большинство русских слов. Весь набор:
семья, нет семьи́, каждой семье, в семью, всей семьёй, о семье, многие се́мьи, пять семей, современным семьям, наблюдаем се́мьи, целыми семьями, о семьях.
В слоге я ([ja] [2]) лишь первый, согласный звук [j] относится к корню и сохраняется во всех формах. Второй, гласный [а] — окончание лишь одной формы из 12. Такое же, как у форм жена, зима, судьба. Помните, у Окуджавы: судьба, судьбы, судьбе, судьбою, о судьбе? (Даже не обязательно вспоминать про падежи и числа). И совпал с местоимением последний слог лишь одной из двенадцати форм слова семья. А остальные, все эти -ёй, -ю, -ях, -е вообще ни с какими местоимениями и вообще ни с какими словами не совпали.
Утверждение 2 неверно. Как мы, носители русского языка, образуем при необходимости существительные, которые значат «семь чего-то»? Как называется цветок с 7 лепестками? Фигура с 7 углами? В одной стране было семь гор, поэтому её назвали… Семицветик. Семиугольник. Семигорье. И т. д. Ни у кого не повернётся язык сказать «Семьгора», например, или «Семьугольник», или хотя бы «Семьгорье», потому что в русском языке это невозможно так же, как сказать «иди на кухня». Всё, что мы спонтанно конструируем, когда говорим, в том числе — слова, мы конструируем по неосознаваемым (чаще всего) правилам, которые выучиваем ещё в детстве, до школы, бессознательно выделяя эти правила из звучащей речи. Оказывается, есть и такое правило: сложные существительные с участием числительного «семь» образуются с помощью звука «и». Мы этого не знаем, но так поступаем. Можно проверить, работает ли это правило для слова, начинающегося на «я». Вдруг нет? Что это за процессор, у которого семь ядер? Семиядерный. А любая структура из семи ярусов? Семиярусная. Работает. У этого правила есть историческая подоплёка, оно неслучайно, «и» в «семи» — это окончание родительного падежа числительного — семИ, шестИ, четырЁХ — но это не так важно. (Опять же можно не вспоминать про падежи). Главное, если бы русское слово со значением «семья» исторически бы значило «семь человек», оно бы звучало как-то типа «семилюдье».
Утверждение 4 неверно. В русском языке нет ни одного высказывания, где местоимение я означало бы человек, родственник. Ни «семь я», ни «пять я», ни «собрались разные я» и т. д. (Собственно, привести подтверждающие такое употребление примеры должен был автор версии). Вообще местоимение я в переносном смысле употребляется в одном случае — в устойчивом выражении «второе я», переводе латинского Alter ego, означающем «ближайший друг» или «кто-то очень похожий». Выражение это книжное, вовсе не разговорное, заимствованное, и главное — это единственное такое выражение. Конечно, невозможно доказать, что НИГДЕ, НИКОГДА, НИ РАЗУ НИКТО не употреблял я в таком значении, как в версии «про семью». Чего только в жизни не бывает. И молния в человека ударяет. Может, кто-то и употреблял. Но настолько редко, что нигде не зафиксировано. Ни со словом «семь», ни с любым другим, только со словом «второе» (или «другое»). И отсюда вытекает неверность Утверждения 5.
Могут ли в принципе срастись два слова и образовать одно? Безусловно. Так получились наречия сегодня и сейчас. Ещё Пётр наш Алексеевич в своём 1708 году в письме к адмиралу Фёдору Матвеевичу Апраксину писал раздельно: «…королевскаго генерала-адъютанта Канифера с четырьмя обер-афицерами и несколкими салдаты в Смолянах в полон взяли, и сего дни будут сюды». Кстати, в наивных этимологиях постоянно слипаются какие-то причудливые сочетания: улица — у лица, Вязники — вязни, Кий и так далее. В реальности словосочетания превращаются в слова «как есть» только в случае очень высокой регулярности. Например, спаси Бог… Что может быть регулярнее этикетных слов!
Таким образом, нет ни одной причины, по которой семья могло бы возникнуть наивно-этимологическим способом.
Вообще не так уж много комбинаций нескольких звуков может быть в принципе, чтобы они не повторялись даже в одном и том же языке с разными значениями. Взять хотя бы русские лук — растение и оружие, корень слов пар (водяной) и пара (чета), вед в словах веду и ведать. Так что фиксироваться на одном подходящем по звучанию корне, пытаясь подогнать под него происхождение «загадочного слова», не стоит. А ещё полезно всегда помнить о своём узком лексическом кругозоре. Многие слова, существовавшие в момент образования «загадочного слова», успели уже уйти из языка. Могло такое случиться и с его «родителем», и с другими родственными словами. Да и похожие сегодня слова в прошлом могли звучать по-разному, звуки в них могли совпасть относительно недавно. Например, буквы е и ѣ («ять») обозначали разные гласные звуки. Да, в близком XIX веке — уже нет, бедные гимназисты учили наизусть, какую букву где писать, но пятьсот лет назад различия были вполне живы.
В современном русском языке близки по звучанию к слову семья не только семь, но и семя. Сейчас все три корня звучат одинаково, но в прошлом было не так. Семь-7 — из праславянского[3] седмь, ср. седьмой. В слове семя в древнерусскую эпоху произносилась именно другая гласная, записывавшаяся буквой «ять», а не «е»: сѣмѧ. В семья — тоже «ять»: сѣмия. О, кажется, нашли! А вот и нет.
В случае образования слова семья от семя вылез бы древний вариант корня — семен — и получилось бы что-то типа семенья (сравните латинское sēmen «семя» и косвенные падежи слова семя в русском языке — семена, семени, о семенах). Кто хочет узнать, как получилось, что в одних случаях мы в таких словах говорим -мя (время, пламя, имя, семя и т. д.), а в других -мен (времена, пламенем, имени, семенами), и в чем тут закономерность, может почитать историю букв Ѫ («юс большой) и Ѧ («юс малый») и славянских носовых гласных. Но главное, что так получилось. И вот в такой позиции, как в слове семья, тоже бы так получилось.
Помня о своём узком лексическом кругозоре, откроем этимологический словарь. Например, Макса Фасмера. И узнаем, что в древнерусском языке существовало ещё одно слово, с близким звучанием, но иным значением: сѣмь, сѣмин (как «немчин», с суффиксом единичности -ин). Сейчас бы писалось семь, семин, но сейчас такого слова уже нет. Это какой-то человек: «невольник», «домочадец». Уже горяче́е. Прикольно, что это вовсе не обязательно «родственник», а, скорее, «работник». Исходное значение слова семья замерцало новыми гранями. Это явно какая-то другая ячейка общества, а не «мама, папа, дети, кошка». И даже не вчерашняя семья, с бабушками и дедушками. «Да быхъ азъ былъ и чада моя и сѣмия моя живи были, бѣ бо имѣя многу челядь» — житие Нифонта, XIII век.
На конце -ья столетия назад писалось как -ия, и само слово семья было собирательной формой от этого самого семь — сѣмия, как братия — от брат. Исторически семья — «все наши се´ми», если угодно. «Все наши люди».
Досконально разобрался в древнем семейном вопросе профессор В. В. Колесов:
«Уже одно то, что словом сѣминъ (с суффиксом единичности) называли раба, свидетельствует, что при употреблении слова сѣмия всегда имелось в виду отношение к общему делу, к работе, формы которой постоянно изменялись… В XVI веке в «Домострое» описывается подобная семья, в которую входят не только перечисленные типы людей, в разной степени зависимых от хозяина, но также и приживалки, странники, наёмные работники… Все перечисленные лица — также семья, потому что у них один хозяин и общий для всех дом».
Это «хозяйственно-территориальная ячейка», некоторые члены которой друг другу родные, некоторые нет, а кто-то и является собственностью хозяина — как-то так. И всё же «более изначально» для этого слова значение «по месту жительства», а не «по работе». Как пишет тот же Колесов, с которым согласны и другие историки языка, «Сѣмия образовано от древнего индоевропейского корня *kei — ‘лежать’: собирательное имя от этого корня стало обозначать ‘то, что находится в общем стане’ (в одном «жилище»). В разных родственных языках суффиксальные образования с этим корнем означают ‘селение’, ‘домашний очаг’, ‘родина’». (Прочувствовать, как семантика «лежать» превращается в «находиться», несложно — взять хоть современное русское расположиться. Расположиться — расположить — положить — ложить, буквально — «делать лежащим»).
И всё-таки где-то на периферии русского языка, а также в мейнстриме литературного белорусского, живое родственное слово сохранилось. Это — сябер, во множественном — сябры, древнее «соседи». Такие очень важные соседи, которые больше, чем просто соседи. Помните белорусский ВИА «Сябры»?
…Господи, ВИА сейчас звучит, кажется, архаичнее, чем само сябры. И уж точно архаичнее, чем такое современное семья.
Примечания
1 И не зря. Это простое слово — старинное заимствование средне-греческого κράββατος, конечно, давно адаптированное и освоенное, обросшее ассоциациями с исконными кров и кровля.
2 Слоги jo, ju, ja, je в русской письменности записываются одной буквой: ё, ю, я, е, но звука в них два.
3 Язык-предок современных славянских языков, впоследствии распавшийся на отдельные языки (примерно в середине первого тысячелетия нашей эры) — предки южнославянских, западнославянских и восточнославянских языков. Реконструируется путем сравнения отдельных языков между собой: письменности на период существования общего языка у славян ещё не было. В свою очередь, сам праславянский язык — продукт распада более древнего предка современных славянских, романских, германских, индоиранских и т.д. языков — индоевропейского.
