Возможно, во всё более разделённом и атомизированном мире силой, способной объединить людей, является не эмпатия, а чувство вины.
НЕСКОЛЬКО ЛЕТ НАЗАД в Германии психологи провели исследование морального сознания у маленьких детей. Они пригласили группу двух- и трёхлетних малышей в лабораторию поиграть с треком для стеклянных шариков. Рядом с треком — опасно рядом — стояла сложенная из кубиков башня. Сопровождавшая детей исследовательница сказала, что построить её стоило большого труда, и, прежде чем, отвернувшись, отойти в сторону, попросила не причинить башне вреда.
Всё это, ясное дело, входило в план проведения эксперимента. После нескольких запусков шариков на треке один из них должен был обрушить часть башни, и тогда исследовательнице надлежало отреагировать, как записано в журнале наблюдений, «слегка печально». «О нет!» — следовало воскликнуть ей, а затем спросить, что случилось. В некоторых версиях эксперимента виноватым, по-видимому, должен был оказаться ребёнок, в других — взрослый помощник экспериментаторов. Реакция малышей многое рассказала о том, как прогрессирует социальная эмоциональность в возрасте два-три года — в этот ключевой период детского развития. Если многие двухлетние дети просто выражали сочувствие попавшей в тяжёлое положение исследовательнице, то трёхлетние шли дальше. Полагая, что обрушение башни произошло по их вине, они с большей степенью вероятности, чем двухлетние, выражали сожаление и пытались исправить повреждённую башню. Другими словами, поведение трёхлетних малышей варьировало в зависимости от того, чувствовали ли они свою ответственность за случившееся.
Их действия, по словам руководившей этим экспериментом Амриши Вейш (Amrisha Vaish), психолога-исследователя из Университета Виргинии (University of Virginia), демонстрируют «зачатки настоящего чувства вины и настоящей совести». В научном мире Вейш — одна из многих, кто изучает как, когда и почему у детей возникает чувство вины. В отличие от так называемых «базовых эмоций», таких как грусть, страх и гнев, чувство вины возникает несколько позже, в ходе усвоения социальных и моральных норм. Ребёнок не рождается со знанием того, в каких случаях следует говорить «извините», и лишь со временем узнаёт, что такие заявления успокаивают родителей и друзей, а также его собственную совесть. Вот почему исследователи, как правило, считают так называемую «моральную вину» в определённой мере полезной: ребёнок, который берёт на себя ответственность за обрушение башни и пытается восстановить её, ведёт себя не только репаративно, но и просоциально.
В общественном сознании у вины, конечно, всё ещё плохая репутация. Тут приходят на ум Фрейд и религиозные комплексы неполноценности. Ещё важнее то, что чувство вины создаёт серьёзный дискомфорт. В эмоциональном плане это всё равно что носить куртку, утяжелённую камнями. Кому охота взвалить такое на ребёнка? И всё же эта точка зрения устарела. «Произошло своеобразное возрождение или переосмысление того, что такое вина, и какую роль она может играть», — говорит Вейш. Это возрождение, добавляет она, является частью глубокого ментального сдвига, происходящего на основе отрицания бинарности эмоций: чувства, полезные в одном отношении могут оказаться вредными в другом. Например, ревность и гнев могут превратиться в сигнал о наличии существенного неравенства. Избыток счастья (эйфория) может играть деструктивную роль.
Это относится и к чувству вины: побуждая нас глубже задуматься о том, насколько мы добры, оно способно побудить нас исправить ошибки и наладить отношения с другими людьми. Иными словами, оно может помочь человечеству сберечь свойственную ему кооперацию, выступая как своеобразный социальный клей.
С ТАКОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ, чувство вины — это шанс. Оно, утверждает Тина Мальти (Tina Malti), профессор психологии Торонтского университета (University of Toronto), способно компенсировать дефицит эмоциональности. В ряде исследований Мальти и её коллеги показали, что чувство вины и сочувствие (а также его близкая родственница эмпатия) могут представлять различные пути, ведущие к сотрудничеству и обмену. Некоторые дети с низким уровнем сочувствия могут восполнить свой недостаток, если часто чувствуют себя виноватыми. Это может обуздать их вредные импульсы. И наоборот: развитие сочувствия может компенсировать неразвитое чувство вины.
Например, в ходе исследования 2014 года Мальти и её коллега изучили 244 ребёнка в возрасте 4, 8 и 12 лет. Используя оценки взрослых и самонаблюдение детей, психологи выявили для каждого ребёнка общий уровень сочувствия и склонность испытывать негативные эмоции (чувство вины и грусть) после моральных проступков. Затем, вручив детям наклейки и шоколадные монеты, исследователи предоставили им возможность поделиться этими подарками с анонимным ребёнком. В случае с малосочувствующими детьми то, сколько они отдавали, похоже, зависело от того, насколько они склонны чувствовать вину. Те, кто склонны чувствовать себя виноватыми, отдавали больше, хотя при этом чудесным образом их уровень сочувствия «обделённому» ребёнку не становился выше.
«Это хорошая новость, — говорит Мальти. — Мы можем быть просоциальными из-за нашей склонности к эмпатии или потому, что, причинив вред, испытываем раскаяние».
Мальти описывает чувство вины как самостоятельную эмоцию, возникающую в том случае, когда ваше действие не соответствует требованию вашей совести. Сочувствие и эмпатия направлены на других. Девочка, которая, украв у одноклассника его игрушечную машинку, не склонна испытывать дискомфорт из-за того, что расстроила этого мальчика, может, тем не менее, почувствовать себя неловко из-за того, что оказалась воришкой, и, как следствие, вернуть игрушку. Чувство вины, утверждает Мальти, может включать в себя сочувствие, а может и не включать. Ей неизвестно, какой из двух путей выбирают дети, когда они в хороших отношениях друг с другом.
Сейчас, когда родители и педагоги почти фетишизируют эмпатию, когда способность малыша поставить себя на место другого кажется вершиной добра, эта идея вызывает раздражение. Родители побуждают ребёнка задуматься над тем, что чувствуют его сверстники, когда он не делится с ними своими игрушками. Воспитатели дошкольных учреждений учат детей считать друг друга «друзьями», подразумевая, что фундамент хорошего поведения составляет симпатия. В основе учебных программ начальных школ по противодействию детской агрессии лежат такие альтруистические понятия, как любовь и доброта.
Стремясь помочь детям налаживать социальные отношения и сдерживать агрессивное поведение, «школы и их программы сосредоточены почти исключительно на развитии эмпатии», утверждает Мальти. «Я думаю, — говорит она, — что способствовать развитию эмпатии чрезвычайно важно, но, на мой взгляд, не менее важно поощрять чувство вины».
ЕСЛИ ВАМ ВСЁ ЕЩЁ КАЖЕТСЯ непозволительным обвинять в чём-то своего ребёнка, обратите внимание на то, что мы ведём речь об очень специфическом виде вины. Действительно, не стоит заявлять своему ребёнку, что его непослушание — свидетельство его порочности, или описывать, как больно было его рожать. Не стоит понуждать взрослого сына или взрослую дочь поспешить с браком и завести детей до вашей смерти. Короче говоря, не стоит толковать о вине в духе вашей бабушки.
Вы же не хотите, чтобы девочка ощущала дискомфорт из-за того, что она — девочка (это называют стыдом), или считала себя ответственной за то, что от неё совершенно не зависит (это может привести к неадаптивному или невротическому чувству вины, как в случае с ребёнком, который чувствует себя виноватым в разводе своих родителей). Мальти отмечает, что возраст и характер ребёнка также являются важными факторами; некоторые могут быть склонными чувствовать вину в силу своего темперамента и требуют деликатного подхода. Сложность в том, что следует поощрять как доброту, так и стойкость. Мы все совершаем ошибки, и в идеале мы используем их, чтобы стать лучше.
Правильное обвинение исключает чтение нотаций о том, что ребёнок поступил неправильно или плохо. Связав его действия с их последствиями, оно фокусируется на поиске оптимального способа исправить причинённый вред. При таком подходе у ребёнка идёт развитие и чувства вины, и сочувствия, или «чувства вины, основанного на эмпатии», если использовать термин Мартина Хоффмана (Martin Hoffman), почётного профессора Нью-Йоркского университета (NYU), автора широко известного фундаментального исследования, посвящённого эмпатии. В самом деле: можно обвинить своего ребёнка (в полезной форме!), не осознавая этого. Например: «Послушай, твой брат плачет, потому что ты только что бросила его игрушку в унитаз». Есть надежда, что девочка захочет исправить то, что она натворила, и задача родителя — помочь ей обдумать, как это сделать.
Как показала работа Рени Патрик (Renee Patrick), профессора психологии Университета Тампы (The University of Tampa), родителям важно выражать чувства с теплотой и любовью: родитель, который, по мнению ребёнка, отталкивает или отчитывает его, нисколько не поощряет его правильное поведение и может вызвать у него беспокойство. Кроме того, это исследование показало, что дети, чьи родители стремились развить у них «чувство вины, основанное на эмпатии», в подростковом возрасте склонны помещать такие моральные понятия, как справедливость и честность, в центр своего самосознания. (При воспитании подростков считается эффективной методика, где применяется, как метко высказалась Патрик, «выражение родителями обманутых ожиданий» — такая вещь, которая и звучит, и действует ужасно).
По словам коллеги Мальти из Торонтского университета Джоан Грусек (Joan Grusec), психолога-исследователя в области детского воспитания и развития, важно, чтобы вопрос «Как исправить сделанное?» стал предметом обсуждения родителя и ребёнка, а не частью родительской проповеди. Принуждая ребёнка вести себя морально, можно помешать ему усвоить тот урок, который вы хотите ему преподнести. И, утверждает Грусек, такой разговор будет более эффективным, если его провести не в горячке, а «как только все остынут». Научное исследование воспоминаний, отмечает она, показало, что обсуждение детского проступка после его совершения помогает ребёнку лучше понять сделанное им неправильно.
Конечно, всем нам полезно знать, когда следует чувствовать себя неловко и что с этим делать. Тина Мальти проводит исследования на детях, но чувство вины — базовая человеческая эмоция, которая неизбежно проявляется у людей любого возраста. И, по мнению канадской исследовательницы, оно особенно полезно сейчас, в мире, становящемся всё более разделённым и атомизированным.
Чувство вины фокусируется на «я», и, утверждает Мальти, именно по этой причине, а не вопреки ей, оно способно нас объединить. Идея весьма радикальная. Что, если секрет улучшения наших взаимоотношений кроется в том, чтобы думать о себе не меньше, а больше?
