Топ заблуждений об астрономии. 3. В Солнечной системе 9 планет

Буря, бушующая в северном полушарии Юпитера. Снимок космического аппарата НАСА Juno.

Сейчас многие скажут: «Да, да, мы в курсе, что какие-то негодяи-астрономы разжаловали Плутон, поэтому теперь у нас в Солнечной системе восемь планет».

Однако дело в том, что утверждение «в Солнечной системе восемь планет» тоже неверно.

И если бы дело состояло лишь в том, что люди не следят за последними астрономическими новостями, то в такой ошибке не было бы ничего особо страшного. Да только вот подобные ошибочные суждения напрямую завязаны не на игнорирование новостей, а на превратные представления о Солнечной системе в целом.

Мои ровесники заучивали в школе (а особые любители ещё до школы) перечень из девяти планет: Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун, Плутон. Это выглядело очень понятной системой. Вроде как у нас тут налицо некая очевидная иерархия: вокруг Солнца вращаются девять планет, вокруг некоторых планет — их спутники. Ещё случаются какие-то там кометы и астероиды, но это ведь так, мелочишка.

И тут нет ничего удивительного: на каждом этапе своего развития человечество выстраивало для себя некий относительно простой вариант устройства небес. Во-первых, потому, что на каждом этапе было ещё много чего неизвестно, а во-вторых, потому, что так проще всё это дело воспринимать.

Но если мы взглянем на количество планет в тот или иной момент времени, то закономерность многим покажется весьма неожиданной.

Год Количество планет
1000 7
1700 6
1790 7
1820 11
1860 8
1930 9

Дело ясное, что дело тёмное. Логично было бы ожидать роста количества планет со временем, мы же вместо этого наблюдаем очень странные колебания.

А происходило вот что. С античности до Возрождения люди считали планетами те тела, которые движутся по небу. Поэтому в число планет включались Солнце и Луна. Земля же, как центр мироздания, планетой не считалась: она ведь такая большая и плоская, в отличие от этой круглой мелочи у нас над головами.

Звёзды, правда, тоже движутся, но это тяжелее заметить. Но если последить подольше, то их движение, хоть и не столь стремительно, сколь у планет, но всё равно может быть весьма ощутимым, и в целом расклады звёзд на небе меняются вовсе даже не за миллионы лет, а существенно быстрее.

Однако по мере утверждения гелиоцентрической системы и вообще смены представлений о небе, как о совокупности окружающих Землю сфер, на более-менее близкие к современным различия между Солнцем, Луной, Землёй и всем остальным стали слишком очевидными, чтобы их игнорировать, поэтому Солнце с Луной из числа планет исключили, а Землю, наоборот, добавили.

Потом в 1781 году Уильям Гершель открыл Уран, который тоже был включён в число планет.

Чуть позже — в 1801-м — Джузеппе Пиацци открыл Цереру, о которой, впрочем, вы, весьма вероятно, не знаете.

Церера — это относительно крупный космический объект, расположенный между Марсом и Юпитером в так называемом «поясе астероидов». Однако о существовании пояса астероидов тогда никто не знал, поэтому в число планет — по аналогии с Ураном — была добавлена и она.

За следующие несколько лет были открыты Паллада, Веста и Юнона — другие объекты из, как мы сейчас знаем, пояса астероидов. Первые две были сравнимы по размерам с Церерой (хотя и поменьше), поэтому и их тоже добавили в список.

В 1846-м году был открыт Нептун. С его открытием была связана целая куча интриг, поэтому, кого считать первооткрывателем, не совсем ясно. Сейчас ими считаются Урбен Леверье, Иоганн Галле и Генрих д’Арре, но вы можете увидеть и другие версии — особенно в книгах, написанных до двадцать первого века.

Одновременно с тем продолжались поиски объектов в поясе астероидов, и их уже было открыто более сотни. Что подводило астрономов к мысли: Церера, Паллада, Веста и Юнона не просто так находятся на столь близких орбитах. Там, видимо, вообще много таких объектов — астероидов. Они как бы все заодно, а не сами по себе, как остальные планеты.

Поэтому Нептун был добавлен, а четыре астероида разжалованы — иначе бы счёт «планет Солнечной системы» очень скоро пошёл на тысячи. И в результате вскорости открытая Гигея, близкая по своим параметрам к Палладе, побыть планетой уже не успела.

В 1930-м Клайд Томбо открыл Плутон, который в дальнейшем блестяще повторил судьбу Цереры.

Мои сверстники ведь не просто так заучивали перечень из девяти планет: до 1992-го года просто никто не знал, что и Плутон, подобно Церере, находится в поясе астероидов. Более того, многие астрономы считали, что такой пояс вообще не мог сохраниться до наших дней, а присутствовал лишь на ранних этапах формирования Солнечной системы.

Кстати, в честь одного из таких астрономов — Койпера — этот пояс и назвали. Знатный троллинг получился.

Но, несмотря на суровый скепсис и проблемы с финансированием, два астронома, Дэвид Джуитт и Джейн Лу, обманом получая гранты под другие исследования, продолжали искать другие объекты за Нептуном, кроме Плутона. И в 1992-м году всё-таки нашли такой объект, которому дали звучное и романтическое название «1992 QB1».

Этот объект, впрочем, был довольно мелким, однако в двухтысячных обнаружились объекты и покрупнее. В частности, Эрида, которая размером с Плутон, но тяжелее. А также Макемаке, Хаумеа, Седна и многие другие. В общем, всё, как и в прошлый раз: к «планете» прилагался цельный пояс астероидов.

И тут снова настал повтор момента: либо добавить их всех к планетам (как минимум, Эриду, Макемаке и Хаумею), либо выпилить из списка Плутон, как «одного из многих».

Причём наличием «конкурентов» Плутона из пояса Койпера дело не кончалось. Поскольку в числе крупнейших объектов пояса Койпера, кроме Плутона, Эриды, Макемаке и Хаумеи, оказался ещё и Харон…

И тут мы переходим ко второй грани нетривиальности Солнечной системы, после количества объектов в ней. К грани, ещё более превратно представляемой большинством людей.

Давайте, пожалуй, взглянем на Плутон.

Плутон и Харон.

«А почему их двое?», — возможно, спросите вы.

Плутон, Харон, Никта и Гидра.

Ну, потому что их, правда, двое — Плутон и Харон. И они близко друг от друга (рисунок с соблюдением всех пропорций). А от Земли — далеко. Поэтому почти пятьдесят лет после открытия эту пару принимали за одну планету. И только в 1978 м году Джеймс Кристи разглядел на фотографии некую «пучность», отсутствовавшую на предыдущих фотографиях. Радикальное изменение формы планеты было маловероятно, поэтому пучность трактовали, как крупный спутник Плутона, находящийся совсем близко к нему, что потом подтвердилось более чёткими снимками.

И он ведь реально, совсем близко. И реально крупный. Настолько крупный, что центр масс этой пары лежит вне поверхности Плутона, по коей причине их вообще следовало бы считать двойной планетой.

Вообще представление о размерах космических объектов — это и есть та самая «вторая грань превратности нетривиального».

В частности, людям кажется, будто «планета» — это обязательно что-то такое большое, а «спутник планеты» — обязательно что-то маленькое.

Ну так вот, Харон, всего вдвое меньший по радиусу, чем Плутон, ехидно над этим посмеивается.

Но наверно ещё смешнее Луне, которая в полтора раза больше Плутона. А вместе с ней — Каллисто, Ио, Европе и Тритону, которые тоже больше Плутона.

Каллисто, Ио, Луна, Европа, Тритон, Плутон, Эрида и Хаумеа.

Или спутнику Сатурна — Титану и спутнику Юпитера — Ганимеду, которые больше не только Плутона, а и даже Меркурия. И лишь на треть меньше Марса.

Земля, Венера, Марс, Ганимед, Титан, Меркурий, Каллисто.

Иными словами, если бы мы судили только по размерам и массе, то Марс, Меркурий и особенно Плутон в Солнечной системе имели бы целую кучу конкурентов. Даже Земля и Венера чувствовали бы себя не так уверенно.

Кстати, будь Луна совсем немного тяжелее, Землю и Луну тоже следовало бы считать двойной планетой, поскольку их центр масс был бы за поверхностью Земли. Ведь он уже сейчас вдвое ближе к поверхности Земли, чем к её центру.

При этом сами Венера с Землёй кажутся карликами на фоне четырёх реально больших планет.

Земля, Венера и Марс в сравнении с гигантами: Юпитером, Сатурном, Ураном и Нептуном.

В общем, то, что при сильно упрощённых представлениях кажется очевидным — кого считать планетой, а кого нет, — при более детальных представлениях всю свою очевидность сразу же теряет.

Ну да ладно. Так сколько же тогда планет в Солнечной системе?

Правильный ответ: а хрен его знает. Смотря что мы решим называть «планетой».

И одновременно с тем, как бы мы ни решили, грань будет очень тонка, а определение — весьма условным.

Сейчас, например, «планетой Солнечной системы» решено было называть нечто, удовлетворяющее следующим критериям. Оно…

  1. …вращается вокруг Солнца.
  2. …имеет достаточную массу, чтобы своей гравитацией привести себя к гидростатическому равновесию (упрощённо это можно воспринимать, как способность принять относительно ровную форму, близкую к приплюснутому шару).
  3. …способно расчистить свою орбиту от других объектов.

Таким образом, довольно крупные Ганимед, Титан и Луна отсеиваются на первом пункте, множество мелких объектов, вращающихся вокруг Солнца — на втором, а Плутон и ему подобные на третьем.

Правда, те, кто отсеивается по третьему пункту, как бы отсеивается не совсем: для таких введён специальный термин «карликовая планета», коим сейчас названы пять объектов: Плутон, Эрида, Хаумеа, Макемаке и Церера. Про трёх соседей Цереры — Весту, Палладу и Гигею — пока неизвестно, имеется ли у них гидростатическое равновесие, поэтому их статус под вопросом. Как и статус ещё пары—тройки десятков всевозможных объектов Солнечной системы. Так что с карликовыми планетами всё ещё более неясно, чем с «классическими».

Из-за всех этих неясностей проще воспринимать термин «планета», как некое условное название определённого подмножества объектов, а не указание на некие сильно отличающиеся от всех остальных объектов качества. У крупных планет, да, много своего оригинального, но как только мы доходим до планет помельче, то тут переход к карликовым планетам или к «непланетам вообще» оказывается слишком плавным, чтобы воспринимать их как некие совершенно разные множества.

По этой причине текущая классификация, вообще говоря, принята не «наукой» или «астрономами», а конкретно Ассамблеей Международного Космического Союза, да и там далеко не все участники согласились с осмысленностью текущего определения.

Которое, вдобавок, касается только Солнечной системы, а как быть с системами других звёзд, по-прежнему неясно.

Поэтому «на самом деле» к количеству планет явно не относится. Сколько их в Солнечной системе «на самом деле» сказать в принципе невозможно. Можно только утвердить сие чьим-то произволом.

Но зато вполне возможно сказать: в Солнечной системе есть четыре «газовых гиганта» (Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун), из которых два — ещё и ледяные (Уран и Нептун), четыре «планеты земной группы» (Меркурий, Венера, Земля, Марс), а также десятки миллионов других объектов, вращающихся, как вокруг Солнца, так и вокруг других крупных объектов, причём некоторые из них могут поконкурировать в габаритах не только с Меркурием, но и даже с Марсом.

Причём нет никаких гарантий, что в Солнечной системе больше нет никаких иных крупных объектов — сравнимых по размерам не просто с Землёй, а даже с газовыми гигантами. Сейчас, в частности, существует довольно уверенное предположение, основанное на анализе траекторий движения объектов из пояса Койпера, что как минимум одна такая планета всё-таки есть. Но вращается она по столь далёкой от Солнца орбите, что обнаружить её пока не удалось.

Лекс Кравецкий :