«Переписка Ивана Антоновича Ефремова» и «Переписка Ивана Антоновича Ефремова. Указатели». Комплект из двух книг. / Автор-составитель О. А. Ерёмина. — М.: Вече, 2016. — 1536 с.: ил. + 176 с.: ил.
В этом месяце (как мы недавно упоминали) исполнилось 60 лет со дня выхода в свет романа «Туманность Андромеды» выдающегося советского писателя Ивана Ефремова. А в прошлом, 2016-м, году свет увидел результат многолетней кропотливой работы группы специалистов и энтузиастов во главе с Ольгой Александровной Ерёминой — впечатляющих размеров том «Переписка Ивана Антоновича Ефремова».
Удивительно читать и даже просто держать в руках бумажное издание бумажных писем. Да ещё и с бумажным же именным указателем, изданным отдельным томом. В эпоху, когда всё большее число людей отказываются от бумажных книг, когда бумажная переписка вымерла вовсе, когда даже электронная почта уже выглядит почти архаикой — не как технология, но как жанр, по e-mail уже почти не отправляют писем в классическом их понимании — такие же краткие сообщения, как в мессенджерах, плюс пересылают файлы: графику, отчёты, презентации, таблицы. Если в шаблоне не выставлено автоматическое приветствие, то на пятом-шестом письме респонденты перестают даже здороваться. Потому что это всё равно что приветствовать собеседника в устном диалоге перед каждой репликой. Подпись в электронных письмах сегодня чаще автоматическая и нужна скорее для того, чтобы лишний раз напомнить альтернативные контакты.
Любые письма эпистолярной эпохи (да, именно эпохи, причём прошедшей, хоть многие из нас и писали активно бумажные письма всего лет 20 назад) сегодня — привет из прошлого. Они несут на себе колорит безвозвратно ушедшего времени: другие обороты, другой ритм, другие темы, другое всё. Тем более любопытны письма не рядового обывателя, а большого писателя, учёного, философа, каковым был Иван Ефремов.
Я помню, с каким интересом читал в детстве и юности письма Пушкина, Салтыкова-Щедрина. Писатель, известный читателю, в основном, по собственным произведениям в их финальных печатных версиях, по кратким биографическим статьям о нём в учебнике, по представлению его образа в массовой культуре (от анекдотов и байопиков до биографических романов), в переписке всегда раскрывается, как бы банально это ни звучало, неожиданным образом, становится ближе и яснее. Начинаешь глубже понимать, о чём он переживал, какие у него были заботы, чем он делился с близкими и о чём считал важным переговорить с далеко живущими коллегами, единомышленниками и противниками.
Именно поэтому специалисты и энтузиасты, занимающиеся изданием произведений писателей и мыслителей, всерьёз повлиявших на мировую или ту или иную национальную культуру, оставивших значимый след в эпистеме, приложивших ненулевое усилие к тому, чтобы человечество или какая-то его заметная часть стала развиваться так, а не иначе, всегда уделяли большое внимание публикации не только законченных и изначально адресованных широкой публике работ, но и черновиков, записных книжек и, конечно же, писем. В этих, посмертных, как правило, изданиях большие авторы будто продолжают говорить с читателями, которым уже сказали основное своими книгами; теперь они будто бы уточняют сказанное, раскрывают чужим ранее людям то, что при жизни могли, по тем или иным причинам, сказать лишь отдельным корреспондентам.
И вот эта возможность — посмертного дораскрытия важных для культуры писателей и мыслителей — стремительно от нас уходит. Об этом как-то была большая дискуссия в гостевых книгах (кстати, ещё одно ушедшее дискурсивное явление — они сейчас уходят навсегда, едва успев сформироваться) сетевого литературного конкурса «Тенёта». Кто-то тогда задался вопросом: а как же с посмертной публикацией черновиков и переписки будет теперь? Черновиков вовсе не стало, так как то, что автор стирает, исправляет в текстовом процессоре, просто исчезает — бесследно! Писем же стало в разы, в сотни раз больше, и они у кого-то хранятся в локальных базах на жёстких дисках, у кого-то на серверах сетевых сервисов. Старые жёсткие диски заменяются новыми и выбрасываются, кто-то, по старой привычке, когда приходилось экономить дисковое пространство, просто сразу удаляет всё прочитанное, на почтовых серверах сотни важных писем тонут среди тысяч рассылок и спам-сообщений. Изменилось не только речевое поведение живых — неизбежным следствием этого станет или даже уже стало изменение способов работы исследователей с наследием умерших.
В той, давней уже дискуссии, звучали предложения создать фонд доверенного хранения личных данных, в который писатели, уже сейчас признанные, интересные, могли бы сдавать свои старые жёсткие диски. Понятно, что у этой затеи столько минусов, что за рамки рассуждений о том, как это было бы неплохо, она не перешла.
С другой стороны, сейчас снизилась и значимость личной переписки вообще (социальные сети и блоги приучили всех, а уж особенно писателей, всякую мысль сразу же делать достоянием широкой публики), и значимость писательского слова. Потому что говорят все. И все говорят публично. Иная краткая фраза в телеграм-канале или твиттере, написанная человеком, вообще не связанным с профессиональной текстовой деятельностью, может всколыхнуть общество не меньше, чем роман, над которым писатель трудился годы. У нас постоянно перед глазами буквы, слова, тексты самых разных людей. Профессиональная литература, конечно, продолжает играть важную социальную роль, особенно когда речь о писателях, умеющих докопаться до спинного мозга действительности (вспомните, как часто, читая новости, мы поминаем, например, В. О. Пелевина или В. Г. Сорокина). Но её доля, а, соответственно, и доля её значимости в общем бескрайнем море всеобщего публичного текста сильно упала. Мы сейчас живём в мире говорящих людей, в мире по-настоящему массовой информации.
Совсем другое дело — мир до, примерно, конца XX века. А особенно — до начала его последнего десятилетия. Это, по сути, был мир немых. Абсолютное большинство людей могло говорить лишь с ближним кругом. Ну да, существовал феномен письма в газету или журнал, но окиньте мысленным взором нынешнюю речевую ситуацию, сравните и согласитесь со мной: все эти письма были слезой в безграничном океане безмолвия. Именно поэтому тогда были так важны те единицы, которые всё-таки говорят, которые говорят публично, говорят с тысячами, с миллионами: государственные деятели, кинематографисты, писатели и философы уровня Ивана Антоновича Ефремова. Конечно, сейчас тоже мало просто написать в твиттер: когда пишут миллиарды, многие ли гарантированно услышат голос одного? Но, скажем так, порог выхода на гарантированно значимую аудиторию сейчас не просто низкий — в сравнении с порогом того времени это просто ровный пол. Я уж не говорю о том, что флуктуации бесчисленных информационных волн нынче могут внезапно вынести на поверхность совершенно чьё угодно высказывание. Во времена Ефремова для выхода на сравнимую аудиторию нужно было приложить поистине титанические усилия. Говорящим в мире немых мог стать либо тот, кому в самом деле было очень важно сказать нечто всем, либо тот, кто говорил то, что все очень хотят услышать. Ну, в той или иной пропорции. Фактически, эти относительно немногие люди были тогда голосом человечества, голосом цивилизации. Голосом, который, в некоторой степени, привёл нас туда, где мы есть, и который всё ещё продолжает нас вести — пока ещё, возможно, в большей мере, чем всё многоголосие нынешнего интернета.
И вот чтобы лучше понимать этот голос, чтобы точнее видеть ориентиры, которые он описывает, и двигаться к ним или же, напротив, ужаснуться и повернуть в сторону, так важна, скажем так, его тихая, «подсознательная» часть. Та часть, где авторы этого голоса негромко совещаются друг с другом. В общем, да, мы пока не знаем, какую методику посмертного осмысления текстов нынешних лидеров общественного мнения выработает общество и станет ли оно заниматься этим вообще, но публикация переписки больших говорящих людей, чей голос был голосом мира до XX века включительно, — дело, безусловно, полезное.
Лично меня, правда, несколько напряг избранный публикаторами формат — толстенный (1536 страниц!) бумажный том в твёрдом переплёте: с таким и на диван не завалишься, и в метро не почитаешь, а когда кладёшь его на стол, через него не особенно удобно тянуться к клавиатуре. То есть, я бы предпочёл fb2. Или хотя бы десяток покетбуков. Но, по словам составителя, выбор именно такого формата был обусловлен экономическими и технологическими соображениями: издание осуществлялось на пожертвования любителей творчества Ефремова (основатель портала XX2 ВЕК Сергей Марков также внёс лепту в это доброе дело), а разбиение основного корпуса переписки на два или более томов сразу увеличило бы его стоимость на несколько сотен тысяч рублей.
«Мы решились, — рассказала О. А. Ерёмина, — На один толстый том (1536 страниц — максимум, который прошивает книгосшивательная машина) и на отдельный том указателей (уже в мягкой обложке), при этом сделав максимально возможно хорошим качество бумаги (при том, что она будет тонкой) и качество переплёта, не стали экономить и на цветных форзацах, и на золотом тиснении. Получилась книга-памятник».
Что касается тематики опубликованных писем, боюсь, в рамках этой заметки нет возможности осветить её хоть сколько-нибудь полно. 1275 писем — шутка ли. Иные нынче и имейлов столько не написали. А тут, представьте, — бумага, самописка, конверт, марка — и ждёшь ответа несколько дней, недель, а то и месяцев. В таких условиях такая обширная переписка и просто, сама по себе, выглядит подвигом. Но в том и дело, что она не «просто»: это удалённые беседы с писателями, учёными, известными переводчиками, в этих письмах, можно сказать, складывались научные методики палеонтологии, решалось, какие идеи прозвучат в новых книгах, какие книги, написанные на одном языке, смогут прочесть на другом, в этих письмах немногое говорящие публично люди своего времени формировали будущие публичные высказывания.
К слову, из корпуса переписки видно, что Ефремов вовсе не хотел быть одним из немногих звучащих людей человечества, а, напротив, убеждал своих корреспондентов тоже высказываться, тоже звучать. Так, например, Иван Антонович убеждал химика и «создателя атлантологии» Николая Жирова писать в журналы и даже готов был составить ему протекцию.
Конечно, сейчас, когда противостояние науки и лженауки становится всё более жёстким, странно видеть, как признанный учёный, палеонтолог, всерьёз говорит об Атлантиде. И не просто говорит, а говорит с человеком, упорно отстаивающим именно атлантическое оной расположение в отсутствие каких-то значимых фактов. И, мало того, даёт последнему протекцию в журнал и убеждает больше об этом писать.
В другой переписке — с писателем-фантастом, физиком и журналистом Жаком Бержье, участником французского Сопротивления — обсуждается и вовсе методика тренировки телепатов.
С другой стороны, понимаешь, что и мир и человек тогда были изучены не так, как сейчас, и — почему бы учёным, которые вдобавок писатели-фантасты, не помечтать?
Но вот что более всего поражает — это гигантская работа с информацией, которую проделывали эти люди (Ефремов и те, с кем он переписывался). И в каких условиях! Информировали друг друга о свежих научных открытиях, гипотезах и разработках (например, американский геолог и — внезапно — культурист, «мистер Вашингтон, округ Колумбия», Джордж Рабчевский пишет Ефремову об ЛСД), обменивались сотнями книг, знакомили друг друга (если речь о международной переписке) с фольклором, классической и современной литературой своих стран, специально учили языки, чтобы прочитать то или иное произведение, совещались, что и где следует издать, переиздать, перевести, причём в диапазоне — от «Махабхараты» и английских баллад до ДНК и кибернетики. Напомню: у них не было гугла. У них не было скайпа. У них не было даже имейла. Машинка, лист бумаги, конверт, синий почтовый ящик на улице, почтальон с толстой сумкой на ремне. И какие результаты.
Наверное, не ошибусь, если предположу, что любого, кто ознакомится с этой перепиской, она хоть на что-то полезное, да вдохновит. А интересно будет, думаю, всем: поклонникам творчества Ефремова, любителям фантастики, палеонтологам и интересующимся палеонтологией вообще и динозаврами в частности, историкам вообще и историкам науки и литературы, специалистам редакторского дела и даже кулинарам (вот вы, например, раньше слышали об инжире, отваренном в молоке? Я — нет).
Напоследок, немного невпопад, но всё равно не могу не отметить ещё одно свидетельство эпохи, бросившееся мне в глаза во время чтения: изображения! Иконические предметы, что-то, что нужно разглядывать.
В письме Н. Ф. Жирову Ефремов пишет:
«Не откажите принять маленький дар — отличное фото ассирийского барельефа…»
Одно фото, понимаете? В дар. В конверте.
Или вот Ефремову пишет Эверетт К. Олсон:
«Фотоальбом обнажённой натуры, который я послал, весьма хорош. Как ни странно, несмотря на свою славу «города множества пороков», Чикаго применяет едва ли не самые строгие правила запрета на «непристойные» книги, … куда попадает и художественная фотография… Поэтому я могу раздобыть подобное, только выбираясь из города».
А вот уже в приложении, где опубликованы письма из архива Т. И. Ефремовой, читаем в письме ей от Г. К. Портнягина, учителя химии и бывшего резидента советской разведки в Харбине:
«Долго я вглядывался в Вашу новогоднюю открытку, и вдруг и вдруг меня осенило: ведь это же кони Майтреи! И всадник, сверкающий звёздным клинком. Как хорошо!»
Как хорошо! Какая замечательная созерцательность, происходящая от редкости изобразительного. А ведь едва ли оно тогда казалось особенно редким, ведь какие-то картинки были повсюду. Однако читая это из времени инстаграма, пинтереста, порнхаба, фликра, гугл-картинок, фотостоков, фейсбука и вконтакта, когда новые изображения мелькают перед твоими глазами ежедневно десятками и сотнями, хорошо чувствуешь: это переписка не только говорящих людей из мира немых, но и людей, пытавшихся смотреть, из мира без изображений. И каждое её слово стоит тысяч иных нынешних, даже важных, даже талантливых.
К сожалению, издание вышло очень небольшим тиражом, всего 500 экземпляров, и было, практически, моментально распродано, купить его сейчас не представляется возможным. Ищите в библиотеках.
Но есть и хорошие новости. Составители надеются в скором будущем выпустить электронную версию. А электронные версии, как мы знаем, помимо всех прочих преимуществ, в магазинах не заканчиваются.
Тем же, кому всё же посчастливилось стать обладателем этого занимательного и редкого издания, а также тем, кто надеется после купить его в электронном виде, мы можем посоветовать пока почитать книгу Ольги Ерёминой и Николая Смирнова «Иван Ефремов», вышедшую в 2014 году в серии «ЖЗЛ»: многое из переписки станет понятнее.
А ещё можно прочесть заметки автора-составителя: http://grani.agni-age.net/index.htm?article=6435. Тоже весьма занимательно. Читать увлечённых людей интересно почти всегда.
