XX2 ВЕК (Лекс Кравецкий). А как вообще этот процесс работы антропологов именно на местности выглядит? Во-первых, как это находят, откуда узнают, что вот там надо копать, там можно что-то найти?

Станислав Дробышевский. Ну, на самом деле, это зависит от того, что за местность и кто это всё делает, потому что если речь идёт о каких-то шибко древних временах африканских с австралопитеками и хабилисами, там действительно это делают палеонтологи и антропологи. Там выглядит всё очень просто: народ строится цепочкой (или не обязательно цепочкой), или там выделяется квадрат (участок), ну, сейчас GPS, слава богу, есть, и просто идут и смотрят под ноги, где что лежит. Потому что в Африке это, как правило, сухие равнины, часто без растительности вообще, без малейшей, и там просто это лежит на поверхности, просто вот на земле. Если находят россыпь какую-то особо богатую — там забабацывают маленький раскопчик и копают. Если это у нас, у нас всё-таки таких местонахождений нет, как правило. Ну, бывают тоже какие-то россыпи, но это крайне редко и очень немного. У нас всё-таки нормальные раскопки полноценные. То есть, само местонахождение часто обнаруживается случайно, когда обрыв какой-нибудь рухнул, оползень, или копали канаву для канализации или там ещё что-нибудь такое. И добрый человек умный, способный увидел, что надо же, кости, камни — прикольно. Пошёл в краеведческий музей местный или институт, университет, там ещё что-нибудь такое и местным учёным сообщил, что вот я там нашёл. Учёные приходят на место, смотрят: о, прикольно, надо же — и давай копать. Но вот в Зарайске так было найдено, там местные жители просто увидели какие-то камни, краевед местный сообщил археологам, археологи приехали — и сейчас мирового значения стоянка, её копают — не перекопают, надеюсь, в этом году тоже поеду туда. Иногда бывает, что археологи сами находят, ну, это же часто на самом деле бывает, потому что у археологов есть такое развлечение как разведки. Осенью и весной, когда поля пустые, зелени никакой нету, особенно на пашнях это классно делать, ну, и не только на пашнях, там неважно где, просто тоже ходят и ищут и смотрят, где что валяется. И вот тут кремни валяются, тут какие-то гвозди валяются, тут ещё что-нибудь, керамика. Ну, археологи люди грамотные, они понимают, что здесь неолит, здесь там то-то, составляют карты, причём, сейчас археологи они уже настолько подкованы, что в принципе они могут по заказу найти, что надо. То есть, они знают, что славяне X века селились на высоких мысах. Мы находим самый высокий красивый мыс в окрестностях — там будет городище славянское, сто процентов. А какие-то финно-угры сидели на болотах, там десять метров от воды (потому что там комары десять метров, а дальше, в принципе, нормально) и находим старую террасу, где был водоём, сейчас его может не быть на самом деле, но по геологическим данным знаем, что он был, и отмеряем десять метров (ну, там сколько-то, я не ручаюсь, что прям десять) и находим эту стоянку этих финно-угров. Если это какой-нибудь верхний палеолит, то тоже они, как правило, на мысах были (неандертальцы или там ещё кто-нибудь такой) — ну, у каждого были свои особенности. Беспроигрышный вариант — в пещере порыться. Понятно, что всё это роется не от балды и не абы как, не то что там воткнул лопату и давай грести, а есть методики строгие, то есть, археология — это великая наука, и ей не надо заниматься, как попало. То есть, если начинает рыть кто угодно, чёрные археологи так называемые, то они всё разваливают, рушат, и мы про это уже никогда ничего не узнаем. Нормальные археологи они проводят разведки, потом делают раскоп, размечают и по методике копают всё очень тщательно, старательно. В принципе, каждый желающий может поехать в археологическую экспедицию — рук там тоже всегда не хватает, потому что археологов их мало, стоянок много. То есть, после вот этих всех разведок археологи составляют карты археологические страны, у нас, по крайней мере, это очень хорошо поставлено, и каждый год находятся десятки памятников, уже при том, что их наверно тысячи известно. То есть, ну, у нас вся страна покрыта добром, и археологов столько нет, потому что одну стоянку вполне реально копать больше ста лет. Вот в Костёнках, например, (ну, там не одна стоянка, там больше двадцати) их там копают уже больше ста лет. В Зарайске больше двадцати точно копают. В Артезиане я копал, там античность, там тоже двадцать с чем-то лет. Но и таких много-много. То есть, это фактически жизнь археолога уходит на то, чтобы он одно место раскопал, как правило. Ну, если это не какая-нибудь мезолитическая там стоянка, два на два, покопали и пошли дальше. А археологи это люди редкие достаточно, то есть, их, конечно, не так мало, но и не так много, как хотелось бы. И они же старательно копают, то есть, не то что прям взял лопату и разгрёб. Там каждая вещичка остаётся на месте, всё это нивелируется, всё это зарисовывается, там куча анализов по пути делается, поэтому это процесс такой небыстрый, мягко говоря. Но в итоге получается опять же картина. И если это сделано тщательно, качественно и в больших масштабах, то археологи могут уже оценить, сколько, например, стоянок было на такой-то территории. Понятно, что не все они сохранились, всё такое, но примерно оценить там плотность населения разных периодов, ну, то, что здесь у нас много стоянок, а здесь вообще нету, а здесь, по идее, должны быть, но что-то не видать — может быть надо получше поискать, а может быть что-то там было не так, а может климат был какой неподходящий — начинается уже включение мозгов. То есть, находят в результате целенаправленных поисков, часто случайных находок. Иногда бывает, что совершенно уникальные вещи находятся довольно случайно. Ну, все старые находки так были сделаны, которые вот ещё до появления в науке как нормальной дисциплины. А иногда и сейчас так бывает, когда кто-нибудь в огороде там, грубо говоря, на реке, на размыве там под оврагом находит какую-нибудь прикольную вещь. И если это человек грамотный и нормальный — приносит в музей. Оказывается, что это древнейший сапиенс, как, допустим, недавно в Усть-Ишиме нашли в Омской области не то что бы случайно на самом деле, там человек целенаправленно искал кости, но для косторезных работ. Вообще как бы он не был зациклен именно на какой-то палеоантропологии, но поскольку он занимался костями, он в принципе понял, что это бедренная кость что-то явно человеческая. Принёс в институт — оказалась мировая сенсация — самый древний сапиенс у нас в стране, из него выделили ДНК — вообще там супервещь. Тут же там статьи в Nature, все дела. Ну, вот он искал, нашёл. И это ищут, но бывает, что случайно вот в Сунгире, например, там строили какой-то карьер, там разрабатывали, и экскаваторщик выворотил просто бивни мамонта. Удивился немножко, пошёл в музей, сказал: о, я там бивни откопал. Тут же остановили работы, совершенно, кстати, уникальное событие, позвонили в Москву. В Москве один из археологов взял телефон и сказал: да ну на фиг, какой-то бивень, этих бивней в каждом овраге. Мимо Бадер проходил и говорит: а что, Владимир, дак это ж недалеко. Сел на машину, приехал и после этого копал много лет и опять же мирового уровня стоянка, до сих пор её копают на самом деле. То есть, там два Бадера подряд сменилось, сейчас уже там третья команда фактически продолжает это дело. И ещё там копать — не перекопать на самом деле. Ну, вот был грамотный экскаваторщик. К сожалению, не всегда бывают сознательные личности. Бывает, что что-то теряется — да, это печально. Особенно вредные бывают чёрные археологи, так называемые, вот их всех стрелять просто надо.

XX2 ВЕК. Про это мне рассказывали знакомые археологи, то, что каждый может сам поучаствовать, но при этом не навредить, то есть, обратиться к археологам, палеонтологам, антропологам.

С. Д. Да в интернете полно объявлений.

XX2 ВЕК. Да, они научат, покажут, что делать. Ничего человек не сломает, спасибо ему скажут. Ну, и плюс, конечно, хоть в плохих условиях, но в хорошей компании, зато проведёт это время.

С. Д. Да не плохие условия. Да ладно, плохие условия… Чудесные условия. Я каждый год езжу, всё там хорошо.

XX2 ВЕК. С другой стороны может даже и хорошие условия.

С. Д. Не пятизвёздочный отель, конечно, но нормально в палатке на природе, а иногда, кстати, не в палатке, а очень даже всё цивилизованно. Ну, смотря где. Если это какой-нибудь Новгород, например, там средневековые копаются, там уж точно не палатки будут. Но попасть не проблема. Забиваете в интернет: археологическая экспедиция волонтёры — и вам вылезает куча всего. Мне, правда, несколько раз писали, что не смогли найти ни одного такого объявления — я искренне не понимаю, как это можно не найти, потому что я вот никогда не ищу, и вокруг просто эти объявления лезут сами собой. Не потому что я там какой-то Дробышевский, а потому что они где-то мелькают всё время сами по себе. И понятно, что человек, приехавший волонтёром, он не станет настоящим археологом, для этого надо много лет учиться вообще-то, но покопать — вполне себе. То есть, все непосредственно вот такие раскопки ведутся руками не совсем прям таких мегапрофессиональных — профессиональных просто не хватает. Как правило, на конкретном раскопе есть один, два, максимум три археолога, ну, три это обычно какая-нибудь верхнепалеолитическая, или средне или нижнепалеолитическая экспедиция, где там мегатщательность нужна. А если это какие-нибудь античники, их 150 человек в экспедиции, но 150 археологов в экспедиции не будет никогда, не бывает такого в природе вообще. Как правило, там один, ну, помощник ещё у него второй археолог, а остальные 148 человек это школьники, студенты, ну, школьников стараются не пускать, конечно, но студенты, просто волонтёры, люди многие бывают, которые десятилетиями ездят в экспедиции, но по профессии кто угодно может быть: программист, строитель…

XX2 ВЕК. Но потом вот такие, которые десять лет или двадцать лет ездят, они, несмотря на то, что в вузе не учились, уверен, что они весьма хорошо уже знают тему и могут уже считаться профессионалами, почему нет?

С. Д. Ну, не совсем на самом деле, потому что есть всё-таки разница между тем, что человек умеет копать — это одно. И другое — он понимает, что из этого следует. Потому что одно дело уметь раскапывать слой и зачищать его и всё такое — это как бы, действительно, талант надо иметь. И тут необязательно быть великим археологом, тут с руками надо дружить. А другое дело — понять, что вот ты выкопал такой-то черепок, и это говорит о том, что это была винодельня, допустим, или ещё что-нибудь такое, и что здесь была связь с каким-нибудь городом в малой Азии. Что это был какой-нибудь торговый путь, обмены, там ещё что-нибудь такое. Для этого всё-таки надо быть настоящим археологом, писать статьи, в этом во всём вариться. Это не синонимы. На Ближнем Востоке с XIX века идут экспедиции немецкие, английские, там ещё какие-то, и там уже поколения выросли местных жителей арабов, местных аборигенов, которые умеют копать намного лучше любого археолога, раскапывают, например, необожжённые глиняные таблички или фундаменты домов глинобитных. А это глина, она в принципе от глины вокруг ничем потенциально не отличается, но они, поскольку уже это делают поколениями, умеют это качественно делать, но что там на этой табличке написано — они не знают, и о чём говорит вот этот дом… То есть, они его могут расчистить, раскопать всё красиво, но только умный археолог может понять, что да, это какая-нибудь хассунская культура, например, или халафская культура и их отличить.

XX2 ВЕК. Я имею в виду, что перед человеком препятствия не стоит.

С. Д. А препятствия нет, конечно.

XX2 ВЕК. То есть, естественно, если он будет чисто механической работой заниматься, чего-то он, конечно, поймёт, потому что если он будет читать книги, общаться с археологами, с палеонтологами, у меня знакомые сами с удовольствием всем рассказывают, особенно на месте, то есть, задать вопрос и послушать рассказ — сделать выводы.

С. Д. Более того, огромное количество очень крутых археологов, ну, прям вот совсем мирового уровня, они оттуда-то и появились на самом деле. То есть, это сплошь и рядом бывает, что он был школьником и просто пришёл позевать на раскопки. И ему сказали: а хочешь поучаствовать? А он потом вырос в мегасветило. И таких вообще на каждом шагу. А иногда археологами становятся уже в таком более или менее сознательном возрасте. Вот у меня есть знакомые, которые, уже закончив вуз по какой-то совершенно другой специальности, ни разу не исторической, потом начинали ездить просто по приколу в экспедиции и потом защищали кандидатские диссертации по археологии. Такие есть, да, то есть, препятствий нет, но другое дело, что к этому надо стремиться, для этого надо учиться, учиться и ещё раз учиться, и много в этом работать. А так да, проблем никаких, то есть, и чудесным образом тут же и ставки появляются, которых никогда нет и которые вообще там больное место, но если человек умный, талантливый, и всё у него с головой в порядке и с руками, то тоже всё будет хорошо. И то же самое и в антропологии, кстати, не только в археологии. Есть куча антропологов, которые по образованию психологи, историки, там кто-нибудь ещё. Конечно, всегда лучше быть таким чистокровным антропологом и получить образование биологическое по полной программе как бы с самого начала, но препятствий нет. Есть Евгений Перерва, например, такой в Волгограде есть, он по образованию историк, но он у нас один из трёх, наверно, самых крутых палеопатологов в стране. То есть, есть Бужилова, ещё кто-то там и она. То есть, ни разу не проблема. И он намного лучше 99 процентов антропологов разбирается в палеопатологии, уж лучше меня там сто процентов. И это как бы не вопрос.

XX2 ВЕК. Нашли — понятно. Способы перечислили. Теперь большинство людей, я уверен, думают, что всё, что делает археолог или антрополог — это что-то выкапывает, а потом куда-то уносит. Но мне по секрету по большому, это все скрывают наверняка, археологи сообщали, что нет, на местности делается очень и очень много всего и, более того, если это не сделать, не то что вся информация пропадёт, но там процентов 95 пропадёт уже на этом этапе.

С. Д. Естественно.

XX2 ВЕК. Вот что там делается именно в плане палеонтологии?

С. Д. Сама находка, как вещь в себе, она да, ценная в принципе, но, как правильно сказано, там десять процентов, даже меньше, информации. Вообще мегаважно это стратиграфия, то есть, это расположение по глубине, какие слои были выше, какие слои ниже. Это говорит о времени, во-первых, и о последовательности событий. А бывает обратная стратиграфия, иногда она бывает какая-нибудь хитро сделанная, когда там ямы копали, какие-то подбои там закидывали землёй там с соседних участков, ещё что-нибудь такое. И в этом во всём надо разбираться и разбираться надо на месте. То есть, если мы эту вещь уже унесли, мы в жизни никогда не узнаем, где она там лежала. Потом планиграфия — как это лежало на местности, вот если, строго говоря, сверху смотреть. То есть, одно дело, если какая-нибудь монета лежит посреди города античного, другое дело, если она лежит в винодельне, третье — во дворце, четвёртое — в храме. Это как бы не совсем одно и то же. Ну и там одна монета, опять же, — ни о чём, а мы статистику собираем. То есть, если здесь много-много кремня битого — может быть здесь была мастерская — это тоже надо доказать, но для этого мы должны зафиксировать каждый кусочек, как он ориентирован, а может быть, он смещался, а может быть, их потоком принесло, но для этого надо смотреть, какие геологические следы есть. То есть, если там следы потоков, или там следы какого-нибудь вулканического пепла, или ещё что-нибудь такое — это всё можно сделать только исключительно на местности. Более того, в процессе раскопок тоже всё это далеко не очевидно, потому что мы ничего не знаем, что там будет глубже. Когда мы копаем, мы видим сверху, а что там ниже — никто не в курсе. Поэтому оставляются всегда бровки в обязательном порядке. Бровки — это такие стеночки, на которых потом уже задним числом можно посмотреть, какие были слои. Если мы что-то там не допетрили в процессе, — на бровке мы увидим, что а, надо же, вот здесь такой слой был, а мы не сильно внимание обратили, а вот он, тем не менее, был. Ну, обычно обратили, на самом деле, сейчас не бывает такого, чтоб не обратили — это уже прошлый век. Но, тем не менее, всегда приятно посмотреть на результат. Причём, если стратиграфия сложная, и всё как-то очень перепутано и сложно, то оставляется много бровок. Многие люди, кстати, когда подходят к раскопу, видят такие эти ровные стеночки и начинают изрекать, что надо же, какие фундаменты у них были ровные, как они строили. Ну, а археологи говорят: да, заценили нашу работу. И контекст: как вещь лежит. То есть, одно дело, если, допустим, мы находим статуэтку. Ну, как бы статуэтка — прикольно, ну и что, статуэтка — они умели делать статуэтки, это да, классно. А другое дело, когда в том же Зарайске, например, Лев находит не просто статуэтку бизонихи, а в ямке с подбоем (то есть, такая ямочка глубокая, потом ещё в бок выкопана), там оставлена ступенечка, она ещё чем-то там засыпана, да ещё там шкурка песца положена (что мы устанавливаем по лапочкам каким-то), да ещё зуб мамонта, да эта статуэтка сверху побитая, а снизу на ней кровь охрой засыпана. А сверху ещё что-то там навалено, а потом всё это закопано, а сверху ещё чем-то перекрыто — и вот это уже контекст. И тут мы можем уже реконструировать целый охотничий ритуал, то есть, что они делали. Или, допустим, в том же Зарайске, когда фиксируют все кремни, вот все, которые только есть кремешочки, включая вот прям совсем мизерные, то мы просто видим, как человек двигался. То есть, когда он делал орудие, у него во все стороны летели эти отщепы, а потом мы их собираем (археологи собирают, я тоже в этом участвовал), и уже сильно умные археологи, тот же вот Лев, допустим, делают ремонтаж, так называемый, когда из вот этих фрагментиков собирается изначальный нуклеус, то есть, вот камень, который они потом раздолбали. Ну, как правило, там серединки не будет, потому что это орудие, собственно, и они его спёрли, а требуха она так и валяется вокруг. И поэтому мы видим, как он двигался, что вот тут он повернулся, а тут он там наклонился, а тут у него там в эту сторону полетело, а тут он там отвлёкся. И если это делать тщательно, старательно и много лет подряд, то мы видим просто жизнь поселения чуть ли не шаг за шагом на самом деле. Ну, понятно, что огромное количество информации мы никогда уже не восстановим — машину времени надо изобретать, но такие детали иногда выявляются, что прям диву даёшься, что надо же, мы это можем узнать, но для этого надо работать. В XIX веке копали, к сожалению, не так, там гребли просто лопатами совковыми. И у нас теперь есть уникальнейшие вещи, которые даже иногда не понятно вообще, где найдены, то есть, да, это верхнепалеолитическая статуэтка, или иногда известно что-то, и что, а где она была? А если вот сейчас, в Борщево что ли, нашли статуэтку, но не просто статуэтку, а воткнутую рядом с очагом. И тогда можно уже думать, что может быть это там дух-хранитель очага, ну, вполне в буквальном смысле, вот статуэтка воткнута в вертикальном положении, так сохранилась. Её не просто раскопали, а вот как бы да. Или в Мальте, например, Герасимов копал ещё в 30 каком-то году, по-моему в 39 что ли: жилище, тоже верхний палеолит, 20 тысяч, по-моему, лет и, фиксируя все находки на местах, он выяснил, что чум делился на женскую половину и мужскую. Потому что на мужской половине находятся всякие оружия и орудия такие достаточно массивные и статуэтки, между прочим, птичек, а на женской стороне какие-то иголки, пронизки и всякая такая дребедень женская и фигурки женские. И вот мы видим, что есть разделение жилища 20 тысяч лет назад на мужскую и женскую половины так же, как бывает у современных неких племён, ну, не всегда и не везде, но тоже бывает. И уже там кучу всяких выводов можно сделать. А если бы Герасимов это рыл как попало, ну, что, собственно, и делали в те времена на самом деле, то есть, Герасимов-то качественно всё делал, тогда бы мы ни в жизни не узнали, но у нас бы был набор статуэток, были бы птички, были бы человечки, были бы пронизки, были бы там ещё что-то. И что? Вот куча находок — и что с ними делать? А так мы точно знаем, что это было жилище, и что там пятое, десятое… И можем какой-то духовный мир реконструировать, мифы, сравнивая это ещё с кучей других данных, поэтому копается всё по методике. Методики бывают, кстати, различающиеся на самом деле, потому что одно дело, когда копается какой-нибудь античный город, например, огромный, а другое дело — какая-нибудь мезолитическая стоянка, где пять кремешков валяется. Это не совсем одно и то же, ясное дело. Иногда это определяется просто обилием материала, то есть, например, если это, опять же, какая-нибудь античная свалка, и там керамика лежит слоями метровыми, шесть метров керамики лежит, то ясно, что там никто не будет фиксировать каждый кусочек, как её там свалили. Какая разница, загребли всё в яму и всё. Но если вдруг на этой свалке находятся монетки, например, ну, хотя бы медные (золотые никто не ждёт особо), то мы можем датировать, что вот здесь такой-то слой, здесь такой, здесь такой. И можем увидеть: эта свалка она синхронная, то есть, одновременно её завалили, или всё-таки как бы она развивалась там сто лет подряд. И когда мы найдём, допустим, где-то на каком-то уровне слой пепелища, мы можем продатировать, что вот город сгорел в таком-то году до нашей эры — по монеткам, ну там плюс-минус от такого-то года до такого, потому что здесь такие монетки, а здесь такие монетки. И, сопоставляя это с данными историческими, письменными, мы можем предположить, что, а может тут скифы напали, а может какие-нибудь готы прискакали, или там ещё что-то такое происходило. И иногда это удаётся довольно чётко связать с какими-то вот вполне себе такими реалиями, как, например, татаро-монгольское нашествие, которого типа якобы не было, но когда в Рязани в старой или там в Киеве находят пепелища, все эти ужасные разрушения, какие-нибудь там трупы людей. Недавно в Ярославле нашли (ну, не то что прям совсем недавно, но сколько-то лет назад) там огромную яму, заполненную скелетами порубанными, ну, как бы это вот взятие, то, что в летописях написано, и мы видим, как бы да, как оно выглядело. Или какие-нибудь скелеты рабов древнегреческих иногда находят, тоже видно, что да, рабство это было не подарочек вообще как бы. Так что, это всё должно фиксироваться на месте, сразу, а потом, естественно, большие вещи или супермассовые вещи, какая-нибудь битая керамика, если это античность, оно, естественно, оставляется тут же на месте, потому что никто не будет сто тонн битой керамики музеефицировать или где-то там тащить. Или фундамент какого-нибудь огромного здания, его и не выкопаешь, оно как бы стоит здесь. В хорошем варианте это всё музеефицируется и превращается в музей под открытым небом. У нас в стране, к сожалению, не слишком часто бывает, по-хорошему так должно быть. На Черноморском побережье в Крыму такого довольно много на самом деле, и на Украине такое где-то есть, и у нас, я уж не говорю о всяких болгариях, турциях, но это когда это как-то очень эффектно. Но иногда эффектно бывает и верхний палеолит. Вот в Костёнках, например, шикарнейший музей, где жилище из костей мамонта, например, можно увидеть музеефицированное. А потом все находки, которые транспортируемые, они в обязательном порядке шифруются, реконструируются иногда прямо на месте, на самом деле, потому что бывает так, что её из земли не вынешь эту вещь, того же бизона, например, зарайского. Перед тем как Лев его вообще, в принципе, стал из земли доставать, он его там, по-моему, две недели что ли прокапывал какими-то хитрыми смесями, секрет которых знает полтора человека на планете, потому что это очень большое искусство на самом деле — сохранить вещь — потому что она бывает двадцать тысяч лет может лежала в земле, но как только она появляется на поверхности, она сыпется и превращается в пыль, особенно если это деревянные какие-нибудь вещи, тогда вообще страх и ужас. И надо это на месте сохранять, это нельзя просто взять лопату и всковырнуть. Потом, когда всё это уже сделано, всё это тащится, ещё раз реконструируется уже в лаборатории, иногда на это реально годы уходят. Ну, ардипитека, например, когда его откопали, я не помню, 16 что ли лет его реконструировали (могу врать, цифру могу немножко приврать, но что-то порядок такой, то есть, больше десяти), и вот как бы над ним работали, то есть, это не то что они там отдыхали всё это время, то есть, из вот этих фрагментиков склеивали, делали трёхмерные модели, иногда там ошибались, восстанавливали, что-то такое проверяли. Или, допустим, Сима де лос Уэсос (Sima de los Huesos) в Испании есть пещера 16 метров глубиной и три метра отложений и там с 73 или с 75 что ли года идут раскопки и до сих пор до конца не дошли. Находят кучу фрагментов, там тысячи находок и вот их между собой клеят — безумный пазл трёхмерный. И сейчас там 29 индивидов по черепам, 32, по-моему, по зубам, но это и то уже старые данные, сейчас наверно больше уже накопали, и вот без конца их склеивают. Склеивают два черепа, потом неожиданно оказывается, что это один и тот же. Только клеили тут перёд, а тут зад, потом нашли ещё пару кусочков, они стыковались — ну, прекрасно, все рады только: их стало меньше, но зато он стал полнее, у него перёд и зад появился. Иногда, кстати, такие части дополнительно находят через много лет. Например, в Чжоукоудяне под Пекином синантропов копали с 29 что ли года и по 30 какой-то. И в частности нашли кость лобную. А потом уже после войны в 50 каком-то году нашли другую половину того же самого черепа, и классно очень так стыковались, и получилась целая черепная коробка. Вот как бы такое тоже иногда случается. Ну, для этого надо работать. А уже потом в лаборатории, когда уже всё это (неважно, археология, антропология) уже препарировано, сейчас практически в обязательном порядке делают трёхмерную модель. Раньше в стопроцентном порядке делали муляж, потому что мало ли, что там будет с оригиналом, надо всегда иметь копию, и сейчас стараются эти копии делать разные: пластиковые, гипсовые, там ещё какие-нибудь, ну, бронзу, конечно, не лепят, но никто не знает, что будет в будущем, и сколько там этот материал будет храниться на самом деле, электронную, объёмную — какую угодно. И если это находка мирового уровня, это ещё рассылается копия во все музеи мира, ну, не во все, конечно, но там в ключевые всякие институты и так далее, ну, тем более что антропологи и археологи обычно друг друга знают, и они там делятся между собой — и потом уже пошла работа. Обычно приоритет — кто нашёл, тот имеет право на первое описание, ну, и никто его не пытается обогнать, естественно, да и в журнале не пропустят, если там я поперёк Бергера начну публиковать его находки вперёд него, то никто мою статью просто не примет. То есть, если он нашёл — молодец, пусть первый и публикует. Но никто не запрещает и другому человеку о той же находке сделать свои выводы. То есть, если Бергер вот этот приоритет получил, он нашёл этот череп из Леседи, опубликовал — молодец. Но я теперь могу скачать в интернете трёхмерную модель, напечатать себе этот череп, измерить его, как мне нравится, или поехать в Южную Африку, договориться с Бергером и померить оригинал. Бергер такой человек, я так понимаю, он кому угодно разрешает (ну, не кому попало, но если человек грамотный и проверенный, то чего бы и нет, собственно). Бывают случаи «собака на сене», но это очень редко такое бывает. И никто не запрещает мне свои статьи шлёпать, сколько влезет после этого. Все так и делают. И на этом вся наука и стоит, потому что если есть статьи только там Бергера, допустим, то все будут сомневаться: а вдруг он что-то накосячил, дай-ка я проверю. И чем больше статей, тем приятнее. Иногда возникают разные интерпретации, что один считает так, другой считает этак. Ну, тогда появляется кто-нибудь третий со своим ещё каким-то методом хитросделанным и делает по-своему, но в общую концепцию оно так или иначе как-то встраивается. По большому счёту последнее время идут уже споры по каким-то философским таким вещам: вот считать этого там эректусом или гейдельбергцем или уже сапиенсом — череп от этого не поменяется, от того, как мы его назовём, то есть, череп тот же самый, но интерпретация да, имя ему, ярлык другой приклеить. Тут тоже, кстати, бывает такое большое заблуждение у людей, которые этим не занимаются: многим кажется, что название оно вот важнее всего. То есть, как мы его назовём, вот надо как-то над этим страдать. В принципе, над этим страдали, действительно, учёные в годах там, в 30-х, 40-х, 50-х, там были бурные дебаты: вот правильно ли его назвать Homo neanderthalensis или Homo sapiens neanderthalensis или там, не знаю, хомо фоссилис вообще или там примигениус какой-нибудь, или там вообще палеоантропус. Сейчас никто такой бюрократией какой-то дурацкой уже давно не занимается. Гораздо важнее не то, какой у него ярлык на лбу приклеен, а как он встраивается в общую систему, а общая система она кучей методов всяких устанавливается.

XX2 ВЕК. Да, не идентификатор, а положение в неком графе. Почти у всех наук есть сходство в методах. Это вот часто кажется людям, что одно дело физика, другое дело какие-то гуманитарные науки, а третье дело это там, скажем, палеонтология и четвёртое дело история. На самом деле смотришь: методы прям вот здесь, здесь, здесь, здесь в разных совершенно науках…

С. Д. Они взаимопересекаются и взаимопроверяются, то есть, как раз в антропологии это абсолютно так, потому что сама по себе антропология она никогда не бывает. Любая, практически, современная статья по антропологии она обязательно в себя включает геологию, фауну, датировки, археологию, климат и ещё там кучу-кучу всего. И только всё вместе взятое считается. Ну, бывает так, что да, мы нашли, ну вот не мы лично, а в Монголии, например, в Салхите разрабатывали какой-то золотой рудник и там такая вот машина ползёт, и выкопали черепную крышку — вещь в себе. Про неё ничего не известно, кроме того, что вот она есть. Ну, как бы тут такие обстоятельства находки, что из песка просто в реке нашли. К ней и отношение такое: да, прикольная очередная кость, она архаичная с виду, датировки нет никакой пока, но в принципе, я думаю, её продатируют рано или поздно, потому что сама-то кость есть, и по ней можно датировать. Но это скорее исключение. А сейчас практически любое нормальное исследование включает в себя комплекс, и сравнивается не какой-то признак с признаком, а комплекс многих наук с комплексом многих наук, и надёжность выводов от этого только увеличивается.

XX2 ВЕК. Сам процесс он исключает вот этих «собак на сене», которые «я выкопал и только я этим буду заниматься». Почему? Ну, потому что у человека время конечно, то есть, если он этим будет заниматься один, он ответ узнает через 70 лет, не доживёт, скорее всего, до ответа. А это же не только зарплата или известность, тут ещё интерес — этот детектив хочется разгадать, желательно, при жизни, а не порадоваться, что я был единственным, кто им занимается, но вот, к сожалению, ответ так и не нашёлся.

С. Д. Ну, бывает, правда, ещё такая сложность, но это вообще такая великая проблема в современной науке, как слишком большая специализация, когда возникает специалист по какой-то мегаузкой проблеме или там теме, а общей картины как бы особо и не видит. Но как раз антропология этого недостатка не то что прям совсем лишена, но почти лишена, потому что антропологов слишком мало, чтобы быть узким специалистом. То есть, конечно, бывают такие, которые там во что-то уходят в одно и там изучают только затылочную кость, а всё остальное не интересует, но это какие-то уникумы. А большинство всё-таки занимается тем и другим, потому что тем гораздо больше, чем, собственно, исследователей. Для меня это вообще феномен, потому что 8 миллиардов человек на планете, по-моему, уже больше, а антропологов всех по пальцам пересчитать. И такая тема, причём, вроде бы всем интересно, но почему-то мало, кто этим занимается.

XX2 ВЕК. Причём, занятие-то само по себе… Люди читают, фильмы смотрят детективные, а тут можно самому поиграть и не надо ждать, что кто-нибудь кого-нибудь убил, всё это уже давно там сделано 20, 200 тысяч лет назад все, кому надо, кого надо убили. Сейчас можно узнавать, как это было. Очень же здорово эта детективная составляющая в науке, по-моему, то, что должно людей массово цеплять. Может быть, не цепляет, потому что как-то в системе образования это так доносят, что от людей это ускользает, а только некоторые видят: о, а тут же вообще настоящий детектив!

С. Д. Потому что есть два противоположных стереотипа. С одной стороны то, что вначале прозвучало, что у нас там два черепа, и мы ничего не знаем, а с другой стороны, есть противоположный прям стереотип, что всё уже известно, и мы уже всё знаем, и уже ничего нового мы не откроем, и открываем википедию — там всё написано. У школьников бывает такой стереотип, что я википедию открою, там всё есть. И что мне запоминать? Зачем мне что-то там изучать? Оно всё уже как бы всем известно. Но вот на самом деле нет. То есть, с одной стороны, общая канва-то, как уже сегодня десять раз прозвучало, она как бы вырисовалась, а детальки-то как бы они детальки. И, более того, новые методы-то — новые методы. То есть, допустим, палеогенетика она появилась 15 лет назад или около того, и теперь мы такие вообще горизонты имеем, которых до этого не было. То есть, когда мы узнаём цвет кожи людей, вообще никто в страшном сне не мог подумать, что мы сможем узнать, какого цвета кожа была у неандертальцев или там у кроманьонцев, и вдруг неожиданно оказывается, что кроманьонцы все темнокожие были, кроме парочки, там самые древние светлокожие, буквально только что была статья, нашёлся на Фунтовой горе под Красноярском, там что ли 16 тысяч лет, что-то типа того, самый древний светлокожий из всех, какие сейчас вот есть. А все эти классические кроманьонцы европейские (для кого, по крайней мере, сделали ДНК анализ) все темнокожие, поэтому все реконструкции, где они прям такие европейчики, можно вообще, ну, не то что прям в помойку выкидывать, лица форма там может более или менее, а цвет-то как бы вот не тот на самом-то деле.

XX2 ВЕК. Я ещё уточню: из относительно последнего понравилось про шерсть и перья у динозавров, там расцветка. То есть, вот это как раз часть, да, но принципиально же не изменила ничего в представлениях о развитии вот именно этого направления, как они там жили и вымерли. Но получается, что все привычные для нас с детства картинки надо все перерисовывать. И у меня вот эти есть замечательные игрушки, очень мне нравятся. Они совпадают с «Парком юрского периода», ещё с какими-то произведениями художественными, но я смотрю на вот эти новые реконструкции и думаю: это же по строению тела то же самое, а по восприятию вообще не так, совсем другие, получается — вот детектив.

С. Д. Тут ещё много чего можно узнать, то есть, ну, это же известно, что чем больше мы узнаём, тем больше сфера непознанного, потому что границы только расширяются. Сейчас мы можем узнавать, чем они болели, что они ели, как они лечились, древние примеры стоматологии, какие-то там духовные представления. Берёзкин разрабатывает тему, какие они там мифы рассказывали, то есть, когда мы благодаря сопоставлению современных мифов узнаём, какие сказки рассказывали 15 тысяч лет назад, или там 50 тысяч лет назад, ну, не буквально, конечно, там какие-то слова были в сказке, но идея сказки нам в принципе известна — Берёзкин всем поведал про это. Но это же чудо! То есть, вообще такого никто представить не мог, что мы узнаем, какие мифы были 50 тысяч лет назад, да и вообще, что они в принципе-то были. А вот, тем не менее, оказывается-таки были, и мы знаем, что самый древний про происхождение смерти, но если я ничего не перевираю — надо Берёзкина читать. И чудес немерено, поэтому для меня лично удивительно, что так мало людей как-то этим занимается. Но вот я говорю: два стереотипа, — что либо мы вообще ничего не знаем, и мы прям вот никогда ничего не узнаем — но это упаднический какой-то вариант; и что мы уже всё знаем, это вот как бы всё, приехали — но это тоже упаднический вариант, потому что он в корне неверный. Ну, радует, что на самом деле куча всё-таки есть интересующихся, и антропологи и археологи воспроизводятся, и новые появляются. Тут бывают, конечно, сложности чисто такие практические: с финансированием, со ставками, с всякими там траблами сейчас в академии наук, там ещё что-то такое, — но это приходящее, в принципе. Не сильно часто, когда оно было намного лучше, учитывая, что всей науке 150 лет, при царе там было два антрополога в стране, ну, при советской власти как-то всё более или менее было нормально, сейчас чуть похуже, но тоже не сказать, что прям плохо, потому что при советской власти их было в человеках больше, а методов у них было меньше, и материалов было меньше, доступ к зарубежной литературе у них был гораздо хуже, чем у нас сейчас. То есть, сейчас можно заниматься наукой, кататься по всему миру — это просто рай вообще для учёных по большому счёту, а всякие сложности с финансированием и так далее — это всё решаемо. Кому надо — гранты получают, всё делают.

XX2 ВЕК. Плюс технологии замечательные, то есть, количество вариаций, от чего начать тащиться в этом процессе, их полно, можно от приборов, которые сейчас используют. Если вдуматься, то это же прикольно, что если приехать куда-нибудь, кажется: глушь, людей вокруг нету — а связь работает. Даже вот эта мелочь — и то ты вроде уже не один. Можно фотографировать раскопки в реальном времени, сразу в стрим или в ютьюб.

С. Д. Да ладно фотографировать… Сейчас вот в прошлом году в Бетово мы были, там археолог очередной развлекался, он где-то накопал программку: просто фотографируешь, причём даже не сильно много фотографий раскопа с разных позиций, и какая-то хитрая программка ему по вот этим вот обычным фотографиям, просто с телефона можно делать, восстанавливает трёхмерную модель раскопа, причём ещё чуть ли не с промерами там, ну, промеров я не поручусь, что они там были, но линеечка-то есть, в принципе можно там прикинуть. И трёхмерная модель вот как бы весь раскоп. Это вообще чудо, то есть, уже не надо даже лазерных сканеров, то есть, просто нащёлкал вот так вот. Сейчас там всякие георадары развиваются, они пока не очень, честно говоря, но стоит начать, Шекшово я два года копал. Я-то там два года, а они там уже бог знает, сколько копают. Там они вначале просто всё поле проверяют георадаром, а потом уже знают, что здесь курган, а здесь может быть погребение. Ну, правда там 50 процентов вранья, но иногда очень даже помогает.

Ссылки

https://22century.ru/video/paleoanthropology-evolution-and-archeology-drobyshevsky-part-1 — Станислав Дробышевский. Откуда антропологи об этом знают? (Первая часть этого интервью).
https://www.youtube.com/c/CenturyXxii — наш канал на YouTube.
http://antropogenez.ru/ — АНТРОПОГЕНЕЗ.РУ.