Перед вами перевод второй части полемической публикации экономиста Майкла Робертса о том, приведут ли сплошная роботизация и искусственный интеллект к краху капитализма. В первой части говорилось о воздействии этих новых технологий на будущее занятости и производительности. Автор отметил противоречие, которое проявляется в капиталистическом способе производства между повышением производительности, достигаемом за счёт новой технологии, и падением рентабельности.
В этой второй части я хочу рассмотреть влияние роботов и искусственного интеллекта через призму действующего при капитализме марксова закона стоимости. Маркс сделал два ключевых предположения, чтобы объяснить законы развития капиталистического способа производства: 1) только человеческий труд создаёт стоимость и 2) со временем инвестиции капиталистов в технологии и средства производства будут опережать инвестиции в человеческую рабочую силу — по терминологии Маркса, будет происходить рост органического состава капитала.
Здесь нет места, чтобы представить эмпирические доказательства в пользу последнего. Но вы можете найти их по ссылке. Маркс подробно объяснил в «Капитале», что рост органического состава капитала является одной из ключевых особенностей капиталистического накопления. Инвестиции при капитализме делаются только ради прибыли, а не для того чтобы увеличить объём продукции или производительность как таковую. Если прибыль не может быть достаточно повышена посредством увеличения рабочих часов (то есть увеличением числа рабочих и удлинением рабочего времени) или путём интенсификации труда (скорость и эффективность — время и движение), то производительность труда (больше стоимости на час труда) может быть увеличена только посредством усовершенствования технологии. Так, с марксистской точки зрения, органический состав капитала (сумма машин и заводов по отношению к числу работников) будет долговременно расти. Работники могут бороться за то, чтобы сохранить как можно больше новой стоимости, которую они создали, как часть их «компенсации», но капиталисты будут инвестировать только ради роста, если доля заработной платы не поднимается настолько, что это вызывает падение рентабельности. Так капиталистическое накопление предполагает снижение доли труда в течение долгого времени, или то, что Маркс назвал бы ростом нормы эксплуатации (или прибавочной стоимости).
Капиталозависимость технологии — это то, что постоянно игнорируется традиционной экономической теорией. Но, как указал Бранко Миланович (Branko Milanović), даже мейнстримные экономические теории могут касаться этого долговременного процесса при капиталистическом накоплении. Как пишет Миланович:
«У Маркса есть предположение, что более капиталоёмкие процессы всегда более производительны. Так капиталисты, как правило, просто накапливают всё больше и больше капитала и заменяют им труд… В марксистской схеме это означает, что становится всё меньше и меньше рабочих, которые, очевидно, производят меньше (абсолютной) прибавочной стоимости, и эта меньшая прибавочная стоимость на увеличение массы капитала означает, что норма прибыли понижается. […]
Результат идентичен, если мы поместили этот марксистский процесс в неоклассические рамки и считаем, что эластичность замещения меньше единицы. Тогда просто r (предельная норма окупаемости инвестиций) падает на каждом этапе последовательных капиталоёмких инвестиций до тех пор, пока практически не достигнет нуля. Как пишет Маркс, каждый отдельный капиталист заинтересован инвестировать в более капиталоёмкие процессы, чтобы продавать свой товар дешевле других капиталистов, но когда это делают все капиталисты, норма прибыли понижается для всех. Таким образом, в конечном счёте, их действия приводят к тому, что они выгоняют себя „из бизнеса“. (Точнее они сами загоняют себя к нулевой ставке прибыли)».
Миланович анализирует робототехнику:
«Чистая прибыль, в марксистском равновесии, будет низкой, потому что только труд производит „новую стоимость“ и поскольку будет занято очень мало рабочих, „новая стоимость“ будет низкой (независимо от того, как высоко капиталисты пытаются поднять норму прибавочной стоимости). Для визуализации марксистского равновесия, представьте себе тысячи роботов, работающих на большом заводе, со сроком эксплуатации в один год, которых контролирует только один работник, и которых вы непрерывно заменяете, обеспечивая, таким образом огромную амортизацию и реинвестиционные затраты каждый год. Состав ВВП был бы очень интересен. Если общий объём ВВП составляет 100, у нас было бы потребление = 5, чистые инвестиции = 5 и амортизация = 90. Вы бы жили в стране с ВВП на душу населения 500 000, но 450 000 долларов из этого пришлось бы на амортизацию».
Это порождает ключевое противоречие капиталистического производства: рост производительности приводит к падению рентабельности, которая периодически останавливает производство и рост производительности труда. Но что всё это значит, если мы вступаем в крайнее (научно-фантастическое?) Будущее, в котором ИИ и роботизированные технологии привели к тому, что роботы делают роботов, роботы добывают сырьё и выполняют все личные и общественные услуги так, что человеческий труд вообще больше не требуется для выполнения какой-либо задачи производства?
Давайте представим себе полностью автоматизированный процесс, при котором ни один человек не участвует в производстве. Стоимость прибавляется преобразованием сырья в товары без участия людей, не так ли? Разве это не опровергает утверждение Маркса, что только человеческий труд может создавать стоимость?
Но такой подход смешивает двойственную природу стоимости при капитализме: потребительную и меновую стоимость. Существует потребительная стоимость (вещи и услуги, которые нужны людям) и меновая стоимость (стоимость, измеряемая рабочим временем и присваиваемая из человеческого труда владельцами капитала и реализуемая в ходе продажи на рынке). В каждом товаре при капиталистическом способе производства содержится как потребительная стоимость, так и меновая стоимость. При капитализме не может быть одно без другого. Но капиталистическим инвестиционным и производственным процессом движет не первая, а последняя.
Стоимость (по определению) характерна для капитализма. Конечно, живой труд может создавать вещи и оказывать услуги (потребительную стоимость). Но стоимость — это суть капиталистического способа производства вещей. Капитал (владельцы) контролирует средства производства, созданные трудящимися, и использует их только для того, чтобы присваивать стоимость, созданную трудящимися. Капитал не создаёт саму стоимость.
Но в нашем гипотетическом всеохватывающем мире роботов/ИИ производительность (потребительных стоимостей) будет стремиться к бесконечности, а прибыльность (прибавочная стоимость к стоимости капитала) будет стремиться к нулю. Труд человека больше не будет использоваться и эксплуатироваться капиталом (владельцами). Вместо этого, всё будут делать роботы. Это уже будет не капитализм. Я думаю, что более уместна аналогия с рабовладельческим хозяйством, таким как в Древнем Риме.
В Древнем Риме, в течение сотен лет, ранее преимущественно мелкое крестьянское хозяйство было заменено трудом рабов на рудниках, в сельском хозяйстве и для других задач. Это произошло потому, что успешные войны, которые вели Римская республика и империя, обеспечили массовый приток рабского труда. Затраты хозяев этих рабов были невероятно дёшевы (в начале) по сравнению с использованием свободного труда. Рабовладельцы сгоняли крестьян с земли, используя комбинацию долговых требований, реквизиций в войнах и чистого насилия. Бывшие крестьяне и их семьи были вынуждены продавать себя в рабство или уходили в города, где они зарабатывали на жизнь, выполняя чёрную работу, или нищенствовали. Классовая борьба не закончилась. Борьба велась между рабовладельческой аристократией и рабами, а также между аристократами и распылённым в городах плебсом.
В современном научно-фантастическом фильме «Элизиум» владельцы роботов и передовых технологий создали себе целую искусственную планету, отдельную от Земли. Там они живут в роскоши вещей и услуг, предоставляемых роботами, и их обособленная жизнь находится под защитой армий роботов. Остальная часть человечества живёт на Земле в состоянии ужасной нищеты, болезней и страданий — таково обнищание рабочего класса, который больше не обеспечен работой на всю жизнь.
В мире «Элизиума» останется вопрос: кто владеет средствами производства? Как товары и услуги, произведённые роботами, будут распределяться на полностью автоматизированной планете? Это будет зависеть от того, кому принадлежат роботы, средства производства. Предположим, что на роботизированной планете есть 100 счастливчиков. Одному из них могут принадлежать лучшие роботы, и он присваивает всю произведённую ими продукцию. Почему он должен делиться с другими 99? Их отправят обратно на Землю. Или им, возможно, это не понравится, и они будут бороться за контроль над некоторыми роботами. Следовательно, как сказал когда-то Маркс, вся старая мерзость снова возродится, но иным образом.
Всё будет зависеть от того, как человечество перейдёт к полностью автоматизированному обществу. На основе социалистической революции и общей собственности продукция, произведённая роботами, может контролироваться и распределяться каждому по его/её потребностям. Если же общество функционирует, сохранив частную собственность на роботов, то продолжится классовая борьба за контроль над излишками. Вопрос часто ставится так: кому принадлежат роботы и их продукция и услуги, которые приносят прибыль? Если работники не работают и не получают никакого дохода, то тогда есть массовое перепроизводство и недостаточное потребление, не так ли? То есть, в конечном счёте, капитализм погубит недостаточное потребление масс?
И снова я думаю, что это неверное понимание. Такая роботизированная экономика больше не является капиталистической, она больше походит на рабовладельческое хозяйство. Владельцам средств производства (роботов) теперь принадлежит сверхизобильная экономика вещей и услуг по нулевой стоимости (роботы делают роботов, которые делают роботов). Владельцы могут просто потреблять. Им не нужно получать «прибыль», они похожи на аристократических рабовладельцев в Риме, которые только потребляли и не занимались бизнесом, чтобы получить прибыль. Это не является ни кризисом перепроизводства в капиталистическом смысле (по отношению к прибыли), ни недопотреблением (отсутствием покупательной способности или платёжеспособного спроса на товары на рынке), за исключением бедности в физическом смысле.
Мейнстримная экономика продолжает рассматривать распространение роботов при капитализме как создание кризиса недопотребления. Как выразился Джеффри Сакс: «На уровне общества в целом я вижу проблему в том, что если люди лишатся работы в промышленном масштабе (47% в США), то, что тогда будет с потребительским рынком?» Или, как выразился Мартин Форд: «Трудно представить, как частный сектор может решить эту проблему. Просто не существует реальной альтернативы кроме той, чтобы правительство обеспечило некоторый механизм создания дохода для потребителей». Форд, конечно, предлагает не социализм, а просто механизм для перенаправления потерянных зарплат обратно «потребителям», но такая схема будет угрожать частной собственности и прибыли.
Роботизированная экономика может означать мир сверхизобилия для всех (посткапитализм, как предполагает Пол Мейсон), или она может означать «Элизиум». Обозреватель FT Мартин Вулф выразился об этом так: «Появление интеллектуальных машин — это момент в истории. Это изменит многое, в том числе нашу экономику. Но их потенциал очевиден: они дадут людям возможность жить намного лучше. В конечном итоге, всё зависит от того, как создаются и распределяются доходы. Вполне возможно, что останется крошечное меньшинство победителей и огромное количество проигравших. Но такой исход был бы выбором, а не судьбой. Форма технофеодализма не является неизбежной. Прежде всего, не сама технология диктует результаты. Это делают экономические и политические институты. Если они не дают желаемых результатов, мы должны изменить их». Это социальный «выбор» или, точнее, это зависит от исхода классовой борьбы при капитализме.
Джон Ланчестер намного точнее:
«Также стоит отметить то, что не говорится об этом роботизированном будущем. Представленный нами сценарий, — который кажется неизбежным — гиперкапиталистическая антиутопия. Существует капитал, который чувствует себя лучше, чем когда-либо, роботы, которые делают всю работу, и большая масса человечества, которая ничего не делает, а только забавляется с гаджетами… Существует, однако, возможная альтернатива, в которой собственность и контроль над роботами отделены от капитала в его нынешнем виде. Роботы освободили большинство человечества от работы, и все остались в выигрыше: нам не нужно работать на фабриках, спускаться в шахты, чистить туалеты или водить междугородние грузовики, но мы можем танцевать и ткать, разбивать сады, рассказывать истории, изобретать вещи и заняться созданием новой вселенной желаний. Это будет мир неограниченных желаний, описанный экономикой, но с отличием между желаниями, удовлетворяемыми людьми, и работой, сделанной нашими машинами. Мне кажется, что это единственный способ, при котором будет жить мир с альтернативными формами собственности. Причина, единственная причина думать, что такой лучший мир возможен, состоит в том, что мрачное будущее „капитализм с роботами“ может оказаться слишком мрачным, чтобы быть политически жизнеспособным. Это альтернативное будущее будет миром, о котором мечтал Уильям Моррис (William Morris) — миром, населённым людьми, занятыми содержательным и разумно вознаграждаемым трудом. Только ещё и с роботами. О текущем же моменте многое можно сказать уже по тому, что, стоя на пороге будущего, которое может напоминать или гиперкапиталистическую антиутопию, или социалистический рай, второй вариант почти никто не упоминает».
Но давайте вернёмся к здесь и сейчас. Если весь мир технологий, потребительских товаров и услуг может воспроизводиться без живого труда, посредством роботов, то вещи и услуги будут производиться, но создание стоимости (в частности, прибыли или прибавочной стоимости) — нет. Как сказал Мартин Форд, «чем больше машин начинают работать сами, тем больше стоимость, которую добавляет средний работник, начинает снижаться». Поэтому накопление при капитализме остановится задолго до того, как роботы всё захватят, поскольку прибыльность исчезнет под тяжестью «капиталозависимости».
Вступит в действие самый важный закон развития при капитализме, как Маркс назвал его, а именно — тенденция нормы прибыли к понижению. По мере того как растёт «капиталозависимость» технологии, органическое строение капитала будет также расти и, таким образом, труд в конечном итоге не будет создавать достаточно стоимости для поддержания рентабельности (то есть прибавочной стоимости по отношению ко всем затратам капитала). Мы никогда не достигнем роботизированного общества, мы никогда не окажемся в обществе без работы — не при капитализме. Кризисы и социальные взрывы будут вмешиваться в историю задолго до этого.
И это ключевой момент. Не спешите с роботизированной экономикой.
В следующем, заключительном посте по этой теме, я рассмотрю реальность будущего роботов/ИИ при капитализме.