Как жилось динозаврам в «российском» мезозое? Что сейчас копают отечественные специалисты? Что было до динозавров? Как проходит рабочий день палеонтолога? Какие документальные фильмы хорошо было бы снять и что нужно делать школьникам, которые твёрдо решили стать палеонтологами? Ответы — в материале доктора биологических наук, доцента кафедры зоологии позвоночных СПБГУ Павла Скучаса.
Я — «позвоночник-мезозойщик»
Журналисты очень часто путают палеонтологов с археологами и даже антропологами. Кто же такие палеонтологи? Чтобы ответить на этот вопрос, легче рассказать, чем палеонтологи никогда не занимаются. Материальной культурой человека они не занимаются. Древними поселениями, горшками, орудиями труда не занимаются тоже — это всё-таки поле деятельности археологов. Древние люди нам совсем не по пути — ими занимаются антропологи. Палеонтологам же интересны древние организмы — мамонты, например.
У каждого палеонтолога есть какая-то своя специализация. Обычно они делятся на тех, кто занимается животными — палеозоологов, и тех, кто занимается растениями — палеоботаников. А ещё у каждого из нас очерчен интервал времени, которым мы занимаемся. У нас даже есть такой жаргон: «палеозойщик», «девонщик», «мезозойщик». Я, например, изучаю в основном позвоночных животных мезозойского периода. Поэтому я — «позвоночник-мезозойщик».
«Родные края» не бросали
Мой обычный день зависит от сезона. Палеонтологи — это вообще люди «сезонные». Декабрь вот — самое кошмарное время для палеонтологов (и вообще для большинства учёных). Потому что мы все завалены отчётами! Мой обычный декабрьский день проходит так: я открываю компьютер и пишу отчёты.
Палеонтологи могут работать либо в академических институтах, либо в университетах. Я работаю в университете, поэтому мой типичный день выглядит следующим образом: я и читаю лекции, и работаю с коллекциями, и пишу научные статьи. Получается, что я что-то изучаю сам, чему-то учу студентов и постоянно что-то пишу.
А вот летом я обычно нахожусь в экспедициях — и это самое счастливое время в году. Я работаю, что-то ищу и прикасаюсь к древностям руками.
Мы всё больше и больше ездим с экспедициями по России. Когда я только начинал работать в палеонтологии и был ещё студентом, меня привлекли к палеонтологической экспедиции в Узбекистане. И начальные свои знания я получил там (а вообще моя первая экспедиция была в Забайкалье — там мне дали сито, чтобы я промывал древнюю породу в поисках ископаемых). Но основные палеонтологические навыки я получил всё-таки Узбекистане. Потом мы много ездили по Средней Азии — в Казахстан, Киргизию… Но при этом не бросали и «родные края», ездили копать Сибирь. И постепенно стали ездить в Сибирь всё чаще. Вот следующим летом, если повезёт, будем копать на Дальнем Востоке. Там как раз «лежит» мой позвоночный мезозой.
Почему не стоит выбрасывать кости
В России пород, которые содержат остатки динозавров и прочих древних позвоночных, много, но они все лежат под лесами — или по другим причинам труднодоступны. Вот мой коллега рассказывал, что на арктических островах никакой растительности нет, все породы и скелеты морских ящеров на поверхности лежат, но просто до них не добраться — это очень дорого и трудно. Это, конечно, проблема.
Но есть и более глубинная проблема — у нас в стране просто-напросто мало палеонтологов. А для успехов в науке всё-таки число учёных очень важно. В Китае вот много палеонтологов — и успехов у них много. А ещё в Китае палеонтология — это, можно сказать, национальная программа, наряду с физикой и космосом. Палеонтологам выделяют много денег, а простым людям хорошо платят за то, что они что-то находят. Когда на карьерах крестьяне находят кости, они их не выбрасывают, и это замечательно. Вот недавняя находка, которая наделала много шума — эмбрион динозавра — была обнаружена на карьере. И только через несколько лет она попала к палеонтологам. Находку не выкинули — и это уже хорошо.
А у нас же на тех же самых карьерах найденные кости могут запросто выкинуть — чтобы учёные не пришли и не попросили остановить процесс добычи ископаемых, например. Чтобы не было убытков для рабочих. Знаю истории, когда рабочие находили на карьере череп мамонта, давили его ковшом и бросали в отвал — чтобы никто об этом не видел и не слышал. Это говорит о том, что у многих наших граждан отсутствует самосознание — они не понимают, что древности интересны и полезны.
«Динозавры не жили в пустоте»
Я изучаю динозавровую фауну — динозавров и тех позвоночных животных, которые жили с ними вместе. Это и летающие ящеры, и крокодилы, и саламандры, и другие различные амфибии. Получается, я реконструирую важный компонент древних экосистем. Потому что динозавры не жили в пустоте — они много с кем взаимодействовали.
Мне лично очень интересно, как динозавровые фауны эволюционировали. Находки в Сибири дают очень ценную информацию по этой теме — дело в том, что у нас есть отложения середины юрского периода — этим отложениям около 165 млн лет. Примерно на этой же территории есть отложения начала мелового периода — им около 120—130 млн лет. Получается, между этими фаунами около 40 млн лет разницы! И очень интересно изучать, как менялась фауна: исследователи выяснили, например, что на территории Западной Сибири в раннем мелу был рефугиум — это то место, где выживают организмы, которые в других местах уже вымерли. По сути, речь идёт о реликтах для своего времени.
Получается, парк юрского периода, который существовал на обширной территории Западной Сибири, перекочевал в меловой период. Например, стегозавры — растительноядные динозавры с шипами — жили в середине юры у нас в Сибири, но они же и бегали в раннем мелу. Разные млекопитающие, ящерицы, примитивные саламандры тоже не менялись в течение этих 40 млн лет. Ничего у них не менялось! Это довольно интересный факт, который учёные обнаружили при исследовании Сибири. Ну а когда палеонтологи добрались до полярной фауны раннего мела, то, опять же, обнаружили юрские реликты! Так что изучение даже наших «отечественных» фаун даёт хорошее представление об эволюции биоты.
Мезозой в России
На территории России с середины юрского периода и до начала мелового ничего особо не происходило. Когда меня спрашивают о каком-нибудь примере яркой стабильности в истории Земли, я всегда привожу Сибирь в юре и мелу. Климат в те времена почти не менялся. Было тепло и хорошо, астероиды не падали, никаких вулканов не было. Древнеюрские позвоночные прекрасно себя чувствовали и просуществовали до мела.
Россия — страна большая, и в разных регионах во времена мезозоя было сильно по-разному. Ближе к полюсам было прохладно, но не критично. Да, мы говорим о «полярных фаунах мела». Но надо понимать, что на той же Чукотке во времена мезозоя климат был скорее умеренный. Холодно там не было — климат на Чукотке был примерно такой же, как на современных японских островах, где растут вечнозелёные растения. Минусовые температуры были, но не такие, как сейчас, и динозавры прекрасно выживали. Динозавры вообще были теплокровными, а ещё у некоторых из них были перья — и они были подготовлены к минусовым температурам. Современные птицы — это же потомки динозавров. Посмотрите на пингвинов: они отлично живут в Антарктиде при −60. И динозавры тоже могли выживать в суровых условиях. Но на той же Чукотке было, несомненно, сильно теплее, чем в Антарктиде.
На европейской территории России было много архипелагов. Архипелаги — это вообще отличительная черта мела и юры. Если палеонтолог хочет искать морских рептилий древности, то он просто едет в экспедицию в европейскую часть нашей страны — на Волгу, например. А вот за динозаврами надо ехать в Сибирь.
За сколько дней формируется зуб динозавра
В последние годы наш научный коллектив в университете, к счастью, разрастается. К работе привлекается много студентов — всего нас 17 человек, это уже хорошо! Вчера вот мы подводили итоги года и поняли, что в 2021 году наш коллектив поучаствовал в написании 10 достаточно серьёзных научных статей.
Расскажу про исследование, в котором ведущую роль сыграл мой коллега Иван Кузьмин. В его работе речь идёт о мозговой коробке крокодилов. Мозговая коробка — это окостенения вокруг мозга и органов чувств. У архозавров, к которым относятся динозавры, птицы и крокодилы, она неплохо сохраняется и состоит из множества костей. При исследовании мозговой коробки можно изучать полости внутри неё — благо компьютерная томография позволяет исследовать, где и какие нервы проходили, насколько толстые они были (например, если обонятельный нерв был толстым — значит, животное хорошо «нюхало»). По слепку мозговой коробки можно понять, какие части мозга были хорошо развиты.
На самом деле мозговые коробки современных архозавров — крокодилов — не очень хорошо изучены. И Иван со своей группой проанализировали 75 видов современных крокодилов и выяснили, как устроена их мозговая коробка. Думаю, их работа станет классической, и на неё будут ссылаться другие учёные. Я всегда говорю: палеонтология — наука биологическая. И без изучения современных крокодилов мы ничего не поймём об их ископаемых родственниках.
Ещё наша команда в 2021 году продолжила исследовать раннемеловых динозавров Якутии. Мы изучали зубы полярных стегозавров и пытались понять, полярные стегозавры чем-то отличались от своих родичей из умеренных широт, или нет. Первое, что мы выяснили: у полярных якутских динозавров зубы очень быстро стирались. Второе: их зубы очень быстро менялись. Похоже, это всё происходило из-за адаптации к питанию жёсткими полярными голосеменными растениями. Чтобы компенсировать стираемость зубов, у динозавров появился такой вот компенсаторный механизм.
Как мы определили, что зубы быстро формировались? Если сделать срез зуба, мы увидим, прямо как на пнях, кольца, которые соответствуют дням. И если посчитать эти линии фон Эбнера, можно прикинуть, сколько зуб формировался. В итоге мы обнаружили, что зуб стегозавров формировался примерно за 90 дней — а это очень быстро по сравнению с зубами современных крокодилов, например. На мой взгляд, это достаточно интересный вывод.
Ещё в 2021 году мой коллега Дмитрий Григорьев, специалист по ископаемым крупным ящерицам — мозозаврам, вошёл в состав авторов статьи о полярных триасовых ихтиозаврах. Ведущим автором этого исследования является наш друг, крупный специалист по ихтиозаврам и мозазаврам Николай Зверьков из Палеонтологического института. Полярная тематика «рулит», в общем!
Палеонтология — наука командная
Что из себя представляет современный научный процесс? Когда учёный что-то открывает интересное, надо свои выводы красиво оформить в виде научной статьи. Палеонтолог пишет эту статью, иногда полгода пишет, а то и больше. Потом он её отсылает в научный журнал, затем эту статью рассматривают, присылают автору замечания. Учёный снова присылает в журнал исправленную версию. И этот процесс рецензирования может затянуться очень надолго.
И в итоге мы, учёные, работаем в состоянии постоянного конвейера — одну статью пишем, другую переписываем… И часто статьи, которые мы пишем, выходят в научном журнале через год. Статьи, о которых я рассказал выше, вышли в 2021-м, но сами исследования, о которых в публикациях идёт речь, велись раньше.
Немного расскажу о том, что у нас выйдет в следующем году. Я надеюсь, в ближайшее время мы с коллегами из Великобритании опубликуем статью о древних саламандрах. Одна из моих специализаций — как раз древние саламандры, я даже докторскую диссертацию о них защищал. И вот меня привлекли в международный коллектив, моей задачей было предоставить информацию о «наших» отечественных древних саламандрах. Это была очень интересная командная работа!
Вообще с зарубежными коллегами я постоянно в контакте. Например, в этом году вышла статья, которую мы написали с иностранными палеонтологами. Эти палеонтологи откопали у себя в Германии, в пещерных отложения мела, целую динозавровую фауну. И среди выкопанных костей обнаружили позвонки саламандр! Эти позвонки коллеги мне передали для изучения. Мы долго крутили позвонки на томографе и в итоге описали новую саламандру из Германии.
Мы поддерживаем контакты с немцами, англичанами, канадцами. Например, в этом году у нас вышла совместная статья с замечательным канадцем Джимом Гарднером из Королевского Тиррелловского палеонтологическоо музея . Мы с Джимом вместе работаем с древними амфибиями.
«Нет китайской палеонтологии, есть мировая палеонтология»
Нет вообще, на мой взгляд, такого понятия как «российская палеонтология» или «российская наука». Палеонтология — наука международная. Мы, конечно, можем употреблять словосочетание «российская наука», чтобы показать, что открыли российские специалисты, какой вклад они внесли в мировую палеонтологию. Но вообще, если ты хочешь, чтобы твои данные стали известны всему миру, надо публиковаться на английском языке. Это уже данность. До революции публиковались на немецком, кстати.
В советские годы многие работы физиков и палеонтологов были переведены на английский язык — и эти работы сейчас широко известны. К сожалению, результаты многих исследований были опубликованы в небольших русскоязычных журналах, которые мало кто читает. И эта информация не стала общим достоянием. Своим студентам я советую публиковаться только на английском языке, потому что сейчас это современный язык науки. Во многих русскоязычных журналах сейчас, кстати, статьи публикуются с параллельным переводом на английский язык.
Те же китайцы сейчас тоже активно публикуются на английском языке, потому что понимают: нет китайской палеонтологии, есть мировая палеонтология, и в неё надо как-то встраиваться. Китайцы активно выезжают в США, Россию и другие страны, учатся там разным научным навыкам, возвращаются к себе в Китай и там уже продвигают науку. А ещё китайцы активно сотрудничают с учёными из других стран — например, в упомянутой уже статье про эмбрион динозавра поучаствовал Стивен Брусатти — один из самых крупных современных специалистов по динозаврам. Кстати, Брусатти сейчас выступает консультантом нового «Мира юрского периода» — и есть шанс, что кино получится неплохим.
Стивен — вообще очень открытый и отзывчивый человек. Он приезжал к нам в Россию смотреть питерскую коллекцию динозавров. Тогда мы с ним познакомились и пообщались. Во второй раз мы встретились, когда я читал лекцию в Канаде. Брусатти мне показался очень простым и эрудированным учёным. Неудивительно, что у него много студентов и контактов с палеонтологами из самых разных стран.
А вообще привлекать специалистов высокого уровня к своим публикациям — это хорошая практика.
Про споры в палеонтологии
Сейчас в палеонтологии, безусловно, продолжаются различные споры. Но эти споры разрешаются путём публикаций в качественных научных журналах. Это единственная, на мой взгляд, возможная площадка для дискуссий. Когда кто-то на своём канале в YouTube говорит: «Этот палеонтолог — просто дурак, он ничего не понимает», — это несерьёзно. Поэтому все споры и дискуссии должны вестись исключительно в научных журналах.
На какие темы чаще всего спорят палеонтологи? В основном дискуссии ведутся о происхождении разных групп. То есть о том, что птицы произошли от динозавров, уже никто не спорит, а вот о том, кто является ближайшим родственником черепах — спорят. Сейчас черепах отнесли к диапсидным рептилиям. Диапсиды — это большая группа, к которой относятся и ящерицы, и змеи, и крокодилы, и динозавры, и древние морские рептилии — например, ихтиозавры. Так вот, вопрос: к кому ближе черепахи-то? До сих палеонтологи спорят на эту тему. Я знаю учёных, которые считают, что ближайшие родственники черепах — плезиозавры, морские вымершие ящеры. А другие учёные думают, что нет, всё совершенно не так. Дискуссия эта сейчас активно ведётся, каждый год что-то новое по теме публикуется. Думаю, рано или поздно будет достигнут консенсус.
Есть в палеонтологии и другие споры. Например, одни исследователи считают, что падения разнообразия динозавров перед их вымиранием не было — вот Стивен Брусатти публиковал статьи, в которых приходил к такому выводу. А вот учёные из Бристоля во главе с Майклом Бентеном постоянно печатают расчёты, согласно которым разнообразие нептичьих динозавров падало — и когда астероид прилетел, динозавры почти при смерти были. То есть астероид прилетел и их добил. Вот на эту тему активно идёт дискуссия. А ещё идёт спор о родственных связях между крупными группами динозавров.
На эти споры на самом деле приятно посмотреть — потому что учёные постоянно публикуют новые статьи, находят новые факты, обнаруживают новые остатки… Это и есть прогресс в науке! А когда ты слушаешь самопровозглашённых «специалистов» вне научного поля, которые сыплют оскорблениями… Это не наука, а кошмар какой-то.
Динозавры в кино
Динозавры сейчас активно фигурируют в кинематографе. На мой взгляд, такие фильмы не способствуют появлению новых мифов о древних ящерах, но и лучше ситуацию не делают. Вот когда в 1990-х вышел первый «Парк юрского периода», палеонтология вышла на новый уровень! Куча молодых людей заинтересовалась палеонтологией, многие пошли в науку заниматься динозаврами. Государства стали активнее финансировать раскопки, что очень важно.
Сейчас фильмы про динозавров продолжают выходить в большом количестве. Но динозавров и так все любят! Я думаю, что по миру палеофанов так много, что, даже если убрать кинематограф, то всё равно динозаврами народ будет интересоваться. Потому что сегодня динозавры — это бренд, который нас окружает.
На мой взгляд, полезно снимать кино про другие периоды — например, про время, когда динозавры ещё не появились. Вот в 2000-х выходила документалка BBC «Прогулки с динозаврами». В этом сериале были высказаны прогрессивные на тот момент взгляды о динозаврах и летающих ящерах от ведущих палеонтологов. И даже зрители, далёкие от палеонтологии, смотрели «Прогулки» с удовольствием. Не в последнюю очередь из-за озвучки сериала Николаем Дроздовым, которого все с детства знали и любили по передаче «В мире животных».
В продолжении «Прогулок с динозаврами» были серии про палеозой, пермский период… Но было бы здорово снять, например, отдельный фильм «Парк пермского периода». У нас на европейской части России просто фантастическое количество местонахождений перми и триаса — когда динозавров ещё не появилось, но было много других интересных существ. Вот эти додинозавровые фауны были потрясающие! В триасе, например, водились дальние родственники крокодилов и динозавров, которые пытались стать динозаврами и крокодилами. Некоторые даже пытались на задних ногах бегать! Об этом практически никто не знает — потому что все зациклены на динозаврах. Народ изредка ещё вспоминает, что в морях плескались древние рептилии — плезиозавры, а по небу птеродактили летали… Но ведь и до них существовали целые фантастические миры! И фильма об этих мирах очень не хватает. Я был бы рад, если бы вышла хорошая документалка, в которой каждому периоду было посвящено не полчаса, а полтора, например. Хочется, чтобы зрители смотрели не «Игру престолов», а «Игру периодов». И чтобы в этой «Игре периодов» рассказывалось о том, как всё живое эволюционировало.
Что надо, чтобы стать палеонтологом
Думаю, из-за убеждения, что «в России динозавров нет», очень мало людей у нас идут в палеонтологию. Вот где-нибудь в Кирове грустит школьник и не знает, что рядом с ним найдены фантастические фауны древних завров, которые жили до динозавров. Целые скелеты откопали палеонтологи! Но вообще, надеюсь, сейчас ситуация будет чуть-чуть меняться в лучшую сторону, если экономика в стране не рухнет. Больше людей будет приходить в палеонтологию, а мы получим много открытий с территории России, причём не только динозавровых.
В детстве многие мальчики и девочки интересуются динозаврами. Но что делать старшекласснику, который точно уверен: он хочет заниматься палеонтологией? Надо учить биологию. Палеонтология, как я уже говорил — дисциплина всё-таки биологическая. Со мной, конечно, могут не согласиться коллеги с геологического факультета МГУ — там есть кафедра палеонтологии. Тем не менее, биологию знать надо. А ещё, если человек хочет ориентироваться в древних временах и понимать, как и где искать древнюю кость, надо ещё знать хотя бы азы геологии.
Вообще мне трудно давать советы будущим палеонтологам. Потому что палеонтология — наука очень разная. Можно быть палеонтологом и при этом ни разу за всю жизнь не поехать в экспедицию — можно просто изучать музейные коллекции, которые были до тебя собраны. Можно анализировать банки данных — собрать базы данных, куда внесены разные палеонтологические данные, и их изучать, применяя разные математические модели и стараясь понять, как всё на Земле эволюционировало. Для такого анализа надо знать математику, конечно. Но в любом случае, если человека не привлекает полевая жизнь, можно проводить исследования, оставаясь в своём кабинете. Если же хочется куда-то ездить и что-то искать, то школьнику надо готовиться к жизни в палатках, например. Лопаты, комары, лишения, раскопки и радость открытий — всё это будет в вашей жизни.
В этом году мы с коллегами снимали ролики и делали серию снимков на тему «История одной находки». Нас часто спрашивают: «А как вы находите остатки? А как их изучаете?» В общем, летом 2021-го в Бурятии мы нашли здоровый позвонок завропода — длинношеего динозавра. Мы его обнаружили, несколько дней копали. Потом запакованный и загипсованный позвонок «ехал» из Бурятии в Санкт-Петербург, где мы этот позвонок изучали и препарировали пару месяцев в университете. Вот позавчера наконец сканировали поверхность позвонка и сделали его трёхмерную модель. После Нового года будем пытаться понять, какому именно завроподу позвонок принадлежал — вдруг выяснится, что он принадлежал какому-то неизвестному ранее динозавру? А итогом нашей работы станет статья в научном журнале. Мне кажется, такая «История одной находки» будет интересна неспециалистам и тем, кто мечтает стать палеонтологом — как мы обнаружили, очистили и изучили позвонок.
«Моё участие в популяризации не очень необходимо»
В последнее время я стал меньше заниматься популяризацией науки. Почему так? Во-первых, у меня нет времени: занятие наукой — это не только когда ты сидишь за микроскопом и совершаешь открытия. Надо ещё и писать разные отчёты, заявки… Ещё вот в этом году мы с коллегами делали курс по палеонтологии — и с августа по декабрь я в фоновом режиме записывал видео, готовил презентации… У меня официально три работы. И вот после этих трёх работ я приходил домой и пытался сделать что-то для курса. На популяризацию науки времени совершенно не оставалось.
Во-вторых, у меня появилась внутренняя усталость. Я теперь не вижу особого смысла в просветительской деятельности. В какой-то момент мне показалось, что это не приносит особых результатов. К тому же сейчас популяризаторов палеонтологии уже немало — и моё участие в популяризации не очень необходимо.
В-третьих, те вопросы, которые обычно интересуют широкую аудиторию, меня обычно интересуют во вторую и третью очередь. Например, мне не особо интересно читать лекции о том, почему вымерли динозавры. Так уже много сказано на эту тему… Ещё мне, например, не очень интересно обсуждать мифы, которые порождает кинематограф. При чём тут наука вообще?
Конечно, иногда очень хочется рассказать слушателям о том, что меня волнует. Но это вряд ли интересует неспециалистов. Я бы, например, с удовольствием рассказал слушателям про тех же древних амфибий, саламандр, лягушек… Но вряд ли эти темы «зайдут» для широкой аудитории.
