Вопрос о том, живём ли мы в «Матрице» или какой-либо другой симуляции, занимал и занимает умы многих учёных, философов и футурологов, и ответ на него, увы, не так прост. Одним из наиболее сильных (по крайней мере — наиболее известных) трудов в поддержку этой гипотезы является статья Ника Бострома (швед. Niklas Boström) «Доказательство симуляции», опубликованная в 2003 году в журнале Philosophical Quarterly. Однако нашлось немало людей, которые подвергают сомнению силу доводов в пользу гипотезы симуляции. Предлагаем вашему вниманию статью одно из таких людей — Фила Торреса (Phil Torres) из Института X-рисков (X-Risks Institute).
1. В каком я пространстве?
Представьте себе два пространства, A и B. В момент времени t2 в пространстве B ровно 1000 человек, а в пространстве A только один. Ни в том, ни в другом пространстве нет никаких подсказок о том, какое это пространство, то есть в пространстве B никто не может видеть кого-либо ещё. Пусть иных сведений об этих пространствах у вас нет, и вы находитесь в одном из них. Вы догадались бы, в каком именно? Правильный ответ, по-видимому, такой: «Я в пространстве B». В конце концов, если бы все поставили на то, что они находятся в пространстве B, то почти все оказались бы в выигрыше, тогда как в противном случае (все поставили на пространство A) почти все оказались бы проигравшими.
Теперь представьте следующее: вам стало известно, что в интервал времени (t1—t2) в пространстве A в общей сложности побывало 100 триллионов человек, а в пространстве B — только 1 миллиард. Посмотрим, как эта дополнительная информация повлияет на ваш ответ. Получается, что вопрос, поставленный выше, не просто о том, в каком пространстве вы, судя по всему, находитесь, а о том, в каком пространстве вы находитесь сейчас, в момент времени t2. Рациональный ответ зависит от шансов на выигрыш, а, как и прежде, выходит, что, если бы в момент t2 все поставили на пространство A, почти все оказались бы проигравшими. Тем не менее, выбор пространства В, по-видимому, не является правильным, если рассуждать с учётом интервала (t1—t2). Таким образом, мы можем представить себе, что в какой-то будущий момент времени t3 всех, кто когда-либо пребывал в пространстве A или B, загнали в третье пространство C, а затем каждого спросили, в каком пространстве — А или В — он путешествовал в интервале(t1—t3). В этом случае большинство людей оказалось бы в выигрыше при выборе пространства A, а не B.
Давайте усложним эту ситуацию. Поскольку в общей сложности через пространство A проходит больше народу, чем через пространство B, представьте, что люди попадают в пространство A и покидают его быстрее, чем в случае с пространством B. Однажды в каком-то из этих пространств с глаз человека снимают повязку и спрашивают, в каком он пространстве. После ответа снова закрывают глаза повязкой. Таким образом, в интервале (t1—t2) случаев удаления повязки в пространстве A значительно больше, чем в пространстве B. С учётом этого факта станете ли вы по-другому судить о том, где вы находитесь в момент времени t2? Разумеется, можно утверждать, что наиболее ценной является та информация, которая относится к каждому отдельному моменту времени, а не исторические данные о том, как в том или ином пространстве появлялись и исчезали жители. В конце концов, ставку делают в конкретный момент времени на то, что имеет место в конкретный момент времени, и, как говорит простой расчёт, в момент времени t2 почти все, кто поставил на то, что в этот момент они находятся в пространстве B, выиграют, а почти все, кто выбрал пространство А, проиграют.
2. Аргументация моделирования
Ник Бостром утверждает, что, по крайней мере, один из следующих членов дизъюнкции является истинным:
- Цивилизациям, подобным нашей, свойственно самоуничтожение до достижения технологической зрелости;
- Цивилизации, подобные нашей, достигают технологической зрелости, но воздерживаются от управления большим количеством моделей собственной истории;
- Скорее всего, мы — симы, то есть персонажи модели исторического процесса.
Третий член дизъюнкции соответствует «гипотезе моделирования», в основе которой лежат две посылки. Во-первых, предположим истинность функционализма, то есть истинность того, что физические системы, которые демонстрируют правильную функциональную организацию, эволюционируют в сторону форм сознания, подобного нашему. Во-вторых, представим, какая вычислительную мощь может оказаться в распоряжении будущих людей. Бостром убедительно показал, что человечество будет обладать, как минимум, способностью управлять большим количеством моделей исторического прошлого или, более обобщённо, моделей, в которых фигурируют формы разума, подобного нашему.
И вот последний шаг этой аргументации: если положения (1) и (2) оказались ложными, то мы не самоуничтожились, прежде чем достигли состояния технологической зрелости, и не сочли нужным воздерживаться от запуска большого числа моделей исторического прошлого. Значит, мы управляем большим количеством указанных моделей. В этом случае у нас нет никакого независимого знания о том, существуем ли мы реально или искусственно1. А раз так, «мягкая» версия принципа безразличия предписывает нам считать все возможности одинаково вероятными. Поскольку, согласно данному сценарию, количество симов значительно превышает количество не-симов, нам следует сделать вывод, что мы, скорее всего, существуем искусственно. «Также, — пишет Бостром, — стоит тщательно обдумать следующее: если бы всем людям пришлось решать, является ли их жизнь реальной или искусственной, тогда, пользуясь «мягким» принципом безразличия, они, зная, что подавляющее большинство — симы, сделали бы ставку на второй вариант и почти все оказались бы в выигрыше. Поставив на первый вариант, почти все проиграют. По-видимому, о «мягком» принципе безразличия следует хорошенько поразмыслить» (Бостром, 2003).
Теперь возьмём сценарий из раздела 1 и введём его в аргументацию моделирования. Представьте, что наши постбиологические потомки колонизируют галактику, и их численность составила 100 миллиардов индивидов. Представьте далее, что в момент времени t2 они запускают 100 триллионов моделей, в каждой из которых 100 миллиардов индивидов. Таким образом, общее количество симов равно 1025. Если бы одного из наших постбиологических потомков спросили, сим он или не-сим, он, почти не сомневаясь, ответил бы, что сим. А теперь представьте, что в момент времени t2 эти же постбиологические потомки решают запустить во вселенной только одну модель, в которой всего 1 миллиард симов. Спроси в данной ситуации у какого-то из наших постбиологических потомков, сим он или не-сим, — и он, располагая всей относящейся к заданному вопросу информацией, без колебаний ответит, что, скорее всего, не-сим.
3. Осложнения
С учётом всего сказанного, рассмотрим последний возможный сценарий: наши постбиологические потомки решают запускать модели с относительно небольшим населением строго последовательно, то есть по одной за раз. В этих моделях, согласно Бострому, время может идти со скоростью, в миллион раз превышающей реальную (такой режим позволит полностью просмотреть историю нашего развития)2. В результате в любой момент времени общее количество не-симов будет значительно превышать общее количество симов. Однако с течением времени общее количество симов, стремительно нарастая, значительно превысит общее количество не-симов. В результате, любой представитель нашей постбиологической цивилизации, окинув быстрым взором всю её историю от начала до гибели (скажем, из-за смерти космоса по причине энтропии), на вопрос, живёт ли он реально или искусственно, скорее всего, ответит так: «Я сим».
Но, может быть, нужно рассуждать по-другому? Будем считать, что история есть не что иное, как серия моментов, идущих один за другим. Поскольку в любой момент времени процент не-симов выше, чем процент симов, можно утверждать, что на вопрос «Как вы живёте в данный момент — реально или искусственно?» правильным ответом всегда будет такой: «Я, по-видимому, живу реально». При противоположном ответе возникает трудность, о которой мы уже говорили: придётся пойти против очевидного факта. Судите сами: если в любой момент времени, даже через миллиарды лет после начала серийного моделирования, все поставят на то, что они симы, то почти все проиграют, тогда как, поставив на противоположный вариант, почти все выиграют.
Проблемы в анализе данного сценария возникают из-за того, что можно строить рассуждение с учётом того или иного момента времени, а можно, как Бостром, применять «вневременные» рассуждения. Если признать, что первый тип рассуждения, в отличие от второго, является эпистемологически безукоризненным, то аргументация Бострома, построенная на использовании трёхчленной дизъюнкции, терпит крах, ибо получается, что все члены дизъюнкции ложны. И в самом деле: согласно последнему сценарию, мы (а) оказались способными избежать гибели и достигнуть технологической зрелости, (б) запускаем большое количество исторических моделей и (в) в любой конкретный момент времени у нас нет оснований полагать, что мы симы. Последнее зависит, конечно, от того, как мы запускаем модели (поочерёдно или параллельно), и, соответственно, от того, как в каждый момент времени рассуждаем о нашем метафизическом статусе.
В заключение хочу сказать следующее: не знаю, опроверг ли я гипотезу Бострома или просто внёс в его рассуждение ряд усложняющих моментов. Полагаю, что, как минимум, последнее у меня получилось, а значит, данная тема нуждается в дополнительной проработке.
1 Впрочем, не следует считать, что приобрести такое знание невозможно. Например, тот, кто запустил нашу вселенную, может объявить на весь мир, что мы симы в искусственной вселенной.
2 Это приведёт к тому, что с течением времени будет расти не только число наблюдателей, но и число моментов наблюдения. Тем не менее, я не вижу, как это может отразиться на моих выводах.
