Если оценивать книги по признаку репродуктивного успеха, два миллиарда изданных экземпляров романов Агаты Кристи — пример триумфа эволюции (только Шекспиру и Библии повезло больше). Её книги стали классикой, вошли в наше коллективное сознание и передаются будущим поколениям. Но недавно исследователи биографии самой популярной в мире писательницы детективов узнали о ней новые трагические подробности. Посмотрим на этом примере, как история, записанная в наших генах, соотносится с эволюционной историей человечества.
Проанализировав словарный запас всех текстов, которые Кристи написала на протяжении своей карьеры, исследователи пришли к выводу: к старости он резко уменьшился. Число различных слов, повторы фраз показывают падение почти на 31%, и сильнее всего это проявилось в последних четырёх книгах. Сопоставив эти факты с воспоминаниями родственников о недиагностированном ухудшении психического и физического здоровья писательницы, исследователи пришли к выводу: автор, написавшая лучшие в мире бестселлеры, страдала от синдрома Альцгеймера. Её последние романы сохраняли частичное сходство с предыдущими, но резко отличались от всего, что она написала за 54 года творчества.
Представим себе, что всё, написанное Агатой Кристи, кроме последней книги, утрачено. Если бы мы, держа в руках эту книгу, попытались составить себе представление об остальных произведениях, результат был бы плачевным. Мы бы никогда не поняли причин её популярности, поскольку прочли бы только малую часть написанного писательницей — и нехарактерную для неё.
Но это именно то, что происходит, когда мы изучаем письменную историю человечества. Вся зафиксированная история, от первых текстов (3200 до н.э.) и до наших времён — лишь малая доля того времени, что мы провели на планете. Изучать людей только по письменным источникам — всё равно что изучать Агату Кристи по последней из её 85 книг.
Секс — вот главная интрига в истории нашего вида. Разные исследователи, независимо друг от друга, по косвенным уликам делали выводы: эволюция человечества шла в рамках моногамии. Или полигамии. Или полиамории. Но любой уважающий себя детектив знает: виновник должен быть один. Выслушав версии подозреваемых, мы решим, кому верить.
В 2009 Оуэн Лавджой предложил моногамию в качестве виновника нашей эволюции. Уликами послужили останки ардипитека, нашего дальнего предка. Кристофер Райан и Касильда Жета доказывали, что полиамория (точнее, множество партнёров у обоих полов) является более вероятным кандидатом, используя доказательства антропологии, поведенческой биологии и физиологии. Как будто чтобы окончательно запутать вопрос, возникает третий подозреваемый — полигамия, на которую указывают исследования ДНК. Следствие обещает быть непростым.
Полигиния (один самец — множество самок) — известное явление у таких приматов, как бабуины и гориллы. Эти виды часто описываются как «гаремные» (что неверно), и их легко отличить от остальных — их самцы вдвое больше самок. Во многих антропологических исследованиях говорится, что люди «умеренно полигинны», поскольку большинство человеческих сообществ практикуют полигинию (982 из 1157, согласно работе Мердока).
Чтобы проверить, свойственна ли полигиния нашему виду, эволюционный биолог Майкл Хаммер и коллеги провели исследование. Сравнивая наши Х-хромосомы с аутосомами (все остальные 22 пары хромосом, не связанных с полом), исследователи пытались установить соотношение мужчин, оставивших потомство, и женщин. Если полигиния является нормой, следовательно, большинство мужчин в истории человечества не оставили потомства, и их гены бесследно исчезли из истории вида.
Поскольку у женщин две Х-хромосомы, они всегда передают одну — сыну или дочери. Но мужчины передают либо Х-хромосому (дочери), либо Y (сыну). И женщины, и мужчины при этом передают одинаковый набор аутосом. Таким образом, сравнив отличия между Х-хромосомами и аутосомами, можно оценить соотношение мужчин, оставивших потомство, и женщин. Иными словами, это соотношение используется как решающий аргумент в споре о том, какой вид спаривания для нас естественен. Если только малая часть мужчин в любой отдельно взятой популяции оставила потомство — естественна полигиния. Если соотношение ближе к 1:1 — моногамия, в этом случае выходит, что мужчины и женщины передают свои гены в равной степени.
Хаммер и его команда провели расследование, взяв генетические материалы из шести источников: французские баски, китайцы хань, меланезийские аборигены из Папуа-Новой Гвинеи, племя ака из ЦАР, деревенские жители мандинка из Сенегала и охотники-собиратели сан (бушмены) из Намибии. Были обнаружены доказательства того, что Х-хромосомы отличались большим разнообразием, чем можно было бы ожидать в случае моногамии. Соотношение мужчин и женщин колебалось от 2,4 к 1 у сан и до 8,7 к 1 у басков. Похоже, улики, собранные Хаммером и коллегами, подтверждают данные Мердока, и доказывают версию о полигинии как основном типе брачного поведения у людей.
Но как и полагается в хорошем детективе, именно тогда, когда виновный, казалось бы, установлен, дело принимает неожиданный поворот. Приматолог Сара Блаффер Харди — одна из крупнейших экспертов в области полигинии у приматов. Как она объяснила мне в частной переписке, многие ключевые детали в этой картине опущены. Главная из них — когнитивное искажение, с которого я начал: делать выводы обо всех произведениях Агаты Кристи по её последней книге. Да, ДНК может рассказать нам историю нашего прошлого, но насколько далёкого? Предоставим слово Харди:
«Имейте в виду, когда речь идёт об интерпретации генетических анализов, мы ограничены достаточно недавним временем (в моей области под «недавним временем» понимаются последние 10 тысяч лет). Доказательства из разных областей свидетельствуют о том, что на протяжении этого периода для людей была характерна полигиния — от умеренных до экстремальных форм — и женщины перемещались из одной группы в другую чаще, чем мужчины».
Люди существуют намного дольше, чем 10 тысяч лет. По консервативным оценкам, современный Homo sapiens возник около 200 тысяч лет назад. Генетические анализы могут рассказать нам о том, что происходило последние 10 тысяч лет, но это всего лишь добавит нам ещё три романа из 85.
В последние 10 тысяч лет произошло немаловажное событие, радикально изменившее поведение нашего вида: переход к сельскому хозяйству. Ещё 12 тысяч назад все люди жили охотой и собирательством, ведя кочевой образ жизни. С появлением сельского хозяйства человеческие общества впервые стали оседлыми. Это означало глубинные перемены в поведении и образе жизни. Как Альцгеймер повлиял на творчество Агаты Кристи, так и появление сельского хозяйства преобразило человеческое общество — и сексуальную жизнь в том числе.
Харди доказывает, что следствием сельскохозяйственной революции было глобальное нарушение свойственных нашему виду привычек выбора места жительства. У современных охотников-собирателей встречается как матрилокальное, так и патрилокальное поведение — как женщины, так и мужчины могут оставаться в том сообществе, где они родились, а могут переходить в сообщество партнёра. Но недавно исследования показали, что в таких племенах больше распространено матрилокальное поведение — менее 25% из них патрилокальны. Это радикально отличает их от сельскохозяйственных обществ, среди которых 70% патрилокальны.
Согласно Харди, до появления сельского хозяйства все человеческие общества были похожи на современных охотников-собирателей, но после сельскохозяйственной революции всё изменилось. В последние 10 тысяч лет «матрилокальные общества отступили перед натиском более экспансивных патрилокальных». Это означало серьёзные перемены как для нашего образа жизни, так и генетической летописи. Патрилокальные сообщества отличаются от матрилокальных более высоким уровнем иерархичности, большим контролем со стороны мужчин над сексуальным поведением женщин, и большей конкуренцией среди мужчин. И патрилокальным сообществам обычно свойственна полигиния. Таким образом, преобладание патрилокальных и полигинных сообществ — вероятнее всего, следствие сельскохозяйственной революции, а не явление, характерное для всей истории нашего вида. Как и творчество Агаты Кристи, человеческие сообщества претерпели глубинные изменения на последнем этапе, и попытки создать картину нашего прошлого на основании современных признаков этих обществ ведут к искажениям.
Но с версией о полигинии как норме поведения есть и более серьёзная проблема. У современных бонобо и шимпанзе соотношение мужской репродуктивности к женской — от 2 к 1 до 4 к 1. Если использовать ту же логику, что Хаммер с коллегами предлагает для людей, эти виды тоже придётся считать «умеренно полигинными». Два независимых генетических исследования показали, что бонобо и шимпанзе по этому критерию похожи на людей. «У бонобо процент самцов, передающих свои гены, мал и близок к наблюдаемому у людей», говорится в одном исследовании. Второе исследование показывает, что это соотношение сходно у шимпанзе и людей. У нашего наиболее вероятного подозреваемого внезапно оказались два надёжных алиби.
Несмотря на то, что гены бонобо и шимпанзе говорят об умеренной полигинии, наиболее корректно их брачное поведение описывает схема «множество самцов с множеством самок», поскольку как самцы, так и самки спариваются с множеством партнёров. Разумеется, в спаривании нет ничего случайного или произвольного: самки тщательно выбирают, с кем и когда им спариваться. Соотношение переданных генов близко к соотношению у людей, поскольку самки предпочитают спариваться с высокоранговыми самцами на пике овуляции. При этом самки могут спариваться с другими самцами в остальное время, но поскольку это не приводит к появлению потомства, в конечном итоге лишь меньшинство самцов передаёт свои гены. Как показывает Харди, у людей наблюдается весьма сходный тип поведения. И это значит, что тип поведения «множество самцов с множеством самок» оказывается нашим главным подозреваемым.
«У людей, бонобо и других приматов секс, не приводящий к зачатию, распространён намного больше, чем многие — от блаженного Августина и до современных биологов — хотели бы признавать. Так, в южноамериканских обществах, где распространено частичное отцовство, официальный партнёр (или муж) женщины по статистике всё же имеет наибольшие шансы оказаться отцом её детей, несмотря на то, что у других мужчин тоже есть такая возможность».
Поэтому, по словам Харди, во многих человеческих обществах женщины могут иметь множество сексуальных партнёров, но отцами их детей будет относительно небольшой процент мужчин. А следовательно, загадочное исчезновение мужчин в нашем эволюционном детективе можно объяснить просто неправильной выборкой. Дело не в том, что наши гены не отражают всей истории — просто женщины выбирали лишь немногих мужчин, чьи гены они хотели передать будущим поколениям. В эволюции человеческого сексуального поведения, как и в произведениях Агаты Кристи, могут встречаться самые неожиданные повороты, и, чтобы найти разгадку, следует изучить все улики с высочайшей осторожностью.